В снах всё призрачно, неясно, но им не нужна полная ясность и точность. Суть их в намёках. Кто-то их поймёт, кто-то заспит и не запомнит, кто-то проигнорирует специально, не заморачиваясь.
1
Пришёл будто я с новыми горными лыжами в мастерскую самообслуживания. Появилась некая мода на некое усовершенствование лыж, позволяющее делать быстрый поворот под прямым углом. В мастерской было пусто: я да хозяин, который выдал мне инструмент и детали приспособления. Я стал его монтировать, а потом отлучился на минуту испить водички. Вернулся, батюшки-светы, весь огромный зал заполнен до отказа. Десятки копошащихся людей с сердитыми лицами и односложными, резкими выкриками. Шалман! Спросил хозяина, где мои вещи. Тот показал на тёмный угол, где в беспорядке они валялись. Продолжил работу, а настроение упало, хочется всё бросить и уйти. Однако заел расчёт: что ж мне ещё раз приходить? Надо сделать! Работаю. Вдруг замечаю, что одной детали не хватает. Я предупреждаю соседей, чтобы присмотрели за лыжами, а сам потопал к хозяину: так, мол, и так. Тот принялся спорить: я всё выдал. Пришлось покупать ещё комплект. Вернулся, ан, нет ни соседей, ни лыж.
Что-то стало не срастаться в моей судьбе? Потерял я, как лыжи, главное направление движения?
Главное в другом. Сон предупредил: будь осторожен, доверяй, но проверяй!
2
В зимнем пальто с поднятым каракулевым воротником, поскользнувшись, долго пытался сохранить равновесие, цепляясь руками за что-то липко-грязное, неприятное, мерзкое на ощупь. Не удалось. Плюхаюсь в воду, плыву, не ощущая тяжести намокшей одежды. Выбравшись, долго пытаюсь выплюнуть что-то прилипшее к губам. И только тут замечаю, что вода, в которой плавал, мутная, нечистая. Я содрогаюсь и открываю глаза.
Грязная вода – к болезни.
3
Впервые зримое чувство собственной смерти и последующего небытия я испытал в восьмилетнем возрасте. Мы с братом гостили у тётки в глухой деревне. Очень долго собирали в тот день землянику, и, засыпая поздним вечером в кромешной тьме (электричества в деревне не было), перед закрывшимися глазами мелькали миллиарды земляничин. Они пропадали лишь стоило открыть глаза, но кромешная тьма и усталость брали своё. И опять мелькали в сознании множество красных ягод. Они мешали заснуть, они тревожили душу, а беспросветная тьма, как мрачный лес, в котором мы были днем, пугала. Чередование бесчисленного количества красных ягод и темноты было похоже на звездное небо, а страх рождал священный ужас перед его бесконечностью. Тут-то и пришла неожиданная мысль, что я умру, а звезды будут всё также светить, не обращая ни на кого ни малейшего внимания. Будет такая же темнота, внушающая кому-то ужас, но не мне. Меня не будет ни завтра, ни послезавтра, ни миллионы лет спустя. Ни - ко – г- да.
И такая острая жалость к себе, ко всем живущим людям, ко всем травинкам-былинкам, красной землянике охватила меня, что я проснулся и заплакал от бессилия, и долго не мог отогнать навязчивую идею бессмысленности нашего бытия.
Потом, с возрастом, пришло удивление от несказанной мелочности людских склок, скандалов, "принципов" перед лицом бесконечного космоса и скоротечности жизни. Стоит ли терять время на пустые разборки, которые беспощадная Лета растворит без следа?