При советской власти каждое крупное и среднее промышленное предприятие имело на своём балансе медико-санитарную часть. Медсанчасть - это самая что ни на есть поликлиника с десятками опытных врачей и медсестёр. У заводских медиков (персонал образовывал самостоятельный цех) зарплата была больше, нежели в городских поликлиниках, и, чтобы попасть в МСЧ, их отбирали по конкурсу. На моём заводе медсанчасть (большое четырёхэтажное здание) находилась в шаговой доступности от центральной проходной. Удобно! Почувствовал недомогание или жар, сбегал с МСЧ оформил больничный, или прошёл физико-терапевтические процедуры, или сделал рентген, или полечил зубы. Полный пакет услуг, как сказали бы ныне.
Были, так называемые, цеховые врачи, которые отвечали за здоровье своих подшефных в десятке цехов. Пациенты, работники цехов, и врач знали друг о друге все недостатки, физические и моральные. Щепетильность цеховых врачей была притчей во языцех. Каждый год работникам требовалось пройти общий осмотр и флюорографию, женщинам дополнительно – смотровой кабинет, а тем, кому за сорок регулярно измеряли глазное давление. Врачи составляли списки недисциплинированных и направляли их в цех. Порой главной темой оперативки у начальника цеха была читка фамилий работников, вовремя не посетивших МСЧ.
Наш цеховой врач, резкий решительный мужик сорока лет, не знал компромиссов. Его любимое выражение: «Сорок лет – переходный опасный возраст». Его сентенцию любили повторять все работники, услышавшие его фамилию, от уборщицы до инженеров. Кто-то его костерил, кто-то считал упёртым чудаком, кто-то обожал, одно безусловно – специалистом он был грамотным. Мне лично он поставил два верных диагноза.
Один не тривиальный случай с ним, запомнился мне более всего. В советские годы стеклянная тара стоила приличных денег и потому её не выбрасывали на свалку. При приёме горлышко бутылки проверяли на скол, из чего можно сделать вывод: бутылки тщательно мылись и многократно использовались. Буханка ржаного хлеба стоила 16 копеек, а бутылка из-под пива или водки – 12. Сдал две бутылки и не умрешь с голоду. Понятное дело, их копили, чтобы потом сдать оптом и получить достойную сумму.
Так вот. Завернул я как-то к приёмному пункту, чтобы узнать: принимают ли бутылки. Узким местом этой системы был недостаток деревянной тары для складывания пустых бутылок. Вышел наш цеховой врач с сетчатой авоськой, набитой бутылками. Они торчали словно капсюли подводной мины.
-Вчера обещала, зараза, что будет тара, а её нет, - в сердцах пробубнил врач как бы про себя, ни к кому не обращаясь.
Таким раздражённым его никогда не приходилось видеть. Он постоял, покачиваясь и раздумывая, что делать дальше. Наконец, подошёл к углу кирпичного дома, в подвале которого находился приёмный пункт, и, широко размахнувшись, влепил авоську в этот угол. Со звоном разлетелись осколки. Стоящие рядом оцепенели. Скуластое лицо его с крупным носом и плотно сжатыми узкими губами оставалось невозмутимо-злым. Врач спокойно, с ленцой, демонстративно, вытряхнул осколки из сетки, осмотрел её, сунул в карман и пошёл своей дорогой. Наверное, на работу.