По строительным надобностям привезли мне на дачу щебёнку из близлежащего пригородного района. До карьера всего-то на всего полсотни километров. Щебень крупный, не размельчённый, иногда до размеров кулака. Я взял один, пригляделся. Пепельно-серый известняк был словно обгрызен доисторическим чудищем. Неровные края; шаровидные, будто полированные, впадины; жеоды со сверкающими вкраплениями гнейса; на века застывшие, окаменелые «нити», напоминающие цифры и буквы неведомых азбук. «Ба, - дошло до меня, - так это спрессованные миллионами лет сотни ракушек в одном этом камне». Вот хорошо видна открытая наружу ракушечная створка доисторической мидии с характерной «рябью», синхронной волнам, набегающим на берег океана, покрывавшего в мезозое Русскую равнину.
-Глубок ли карьер? - спросил я у человека, что организовал привоз этого щебня.
-Нет, не глубок: метров пять, не более.
«Боже мой, - воскликнул я про себя, - копни всего-то на пять метров, и ты попадёшь в мир, существовавший 100-200 миллионов лет тому назад. Вспомнились «чёртовы пальцы» (белемниты), которые я находил в отвалах нор сурков-байбаков на степном юге Нижегородской области. Они роют себе подземные убежища не глубже пяти метров. Â
Я держу в руках материальное свидетельство геологической истории планеты Земля, и сердце как-то по-особому вздрагивает, но не от того, что пытаюсь представить сотни миллионов прошедших лет. Ум человеческий неспособен этого сделать, как невозможно представить звёздную бесконечность, казалось бы, близко висящую над головой в августовскую ясную ночь. Близок локоток, да не укусишь.
Мой камень можно укусить, понюхать, полизать, но толку-то. Все эти действия не приведут к представлению прошедших миллионов лет. Однако грустно. Ракушки, как творения природы, сохранились в сонме ушедших лет и приносят до сих пор пользу, как щебень.
А все технические чудеса, что создало и создаёт человечество, и само оно способно быть полезным через 100 миллионов лет?