Насколько трудно выполнить обещанное, настолько приятно осознать выполненное. Это о ещё одной поездке в Сёмино.
В Ковернинском районе уникальная почва: рыжая глина чередуется с белой, как каолин, скользкой и мылкой, такой, что, кажется, ещё чуть-чуть надави, и запузырится пена из размокшей земли. И вся эта масса наполовину сдобрена песком, образуя, так называемый, суглинок, из которого при распашке охотно «растут» камни. Путешествие на три километра по мокрому суглинку лесного бездорожья можно приравнять к этапу ралли Париж – Дакар.
Нам повезло: накануне подморозило. Светло-рыжее, как Ковернинская глина, солнце после нескольких дней близорукого ненастья многократно расширило горизонт для игры красок засыпающей природы. В морозном, осеннем воздухе не было ни пылинки, ни соринки, хотелось неторопливо дышать, восхищаясь каждым глотком. Скупыми лучами бедно освещались бесчисленные перелески, в которых темно-зелеными островерхими пирамидами выделялись могучие ели. Предзимье – особая, счастливая пора для хвойных, когда лиственные конкуренты их, потеряв свое украшение, безликие, отошли на второй план. Думалось, вот оно счастье: стоять тепло одетым на посеребренной желтой стерне осеннего поля, оглядывая в лучах низкого солнца тихие необозримые дали. Здесь легко ощущается вечность: триста, четыреста лет назад тут были те же перелески, ели, желтеющие поля. Именно ощущение вечности служит толчком к самовыражению, даёт начало истинному творчеству, каким является хохлома.
А где-то далеко, в огромном городе мчатся тысячи машин, скрипя тормозами, квакая клаксонами, дыша зловонными миазмами бензиновых двигателей. Подобно машинам суетятся усталые люди-винтики в поисках куска «хлеба», столь неодинакового и разного для всех. Ради увеличения кускаиспользуются самые греховные способы: ложь, подкуп, наговор, грабеж и всё чаще убийство. Постоянно меняющиеся условия жизни, обстоятельства, обстановка формируют театральность происходящего, психологию временщиков, характер волка: откусил и в сторону. До истинного творчества ли там?
Здесь же многочасовые неспешные труды с кисточками над тонким деревянным изделием? Здесь многоэтапная технология, позволяющая дереву стать ярким фарфором?
На аккуратненьком УАЗике, грузовичке с невысокими бортами, едем мы в гости к Веселову, в его отчую деревню Ефимово. Несмотря на затвердевшую от мороза дорогу, колдобины её полны воды, так что приходится подключать передний мост. Ветки деревьев стучат в стекло кабины, и невольно думаешь: а зимой-то как? В метель? Пешком, по пах в снегу?
-Бульдозером чистим, - словно читая мысли, ответил мой проводник, с красивой лесной фамилией: Вербин, и продолжил:
-В поле часто переметает дорогу снегом, поэтому мы Александру Васильевичу дали квартиру в Сёмино, чтоб в случае надобности оказывать врачебную помощь. Она требуется часто – ему удалили одно лёгкое,. В эту зиму особенно тяжко ему было, задыхался, отекал.
В поле запоздалый по времени трактор пахал свою «несжатую» полосу. Вербин заметил:
-Вот что значит человеческий фактор. Сёминский колхоз разваливался, казалось, напрочь, но пришел непьющий, рассудительный человек, и пошёл колхоз в гору. Поздняя пахота тому пример. Председатель всё видит и не прощает огрех.
«А где взять столько умных трезвенников, чтобы поднять Россию?» - подумалось мне.
Перед краем лога, заросшего лесом, торчали почерневшие от дождей избёнки. «Вот – Ефимово», - сказал Вербин, и грузовичок живенько покатил по склону. Дом Веселова, оправдывая фамилию своего хозяина, был покрашен ярко желтой краской и напоминал веселую бонбоньерку. Он один из всей деревни производил впечатление свежести, солнечности и …скромности. Ворованные излишества всегда легко отличить от трудовой, выстраданной необходимости. Обширная русская печь, столь нужная для холодной северной зимы и промысла – сушки изделий. В горнице светло от золотистой хохломы: расписные карнизы, панно, поставки, братины, шкатулки. На стенах связки золотистого лука, в окна ненавязчиво заглядывают лучи солнца. Наличие света – основное условие для жилища художника.
Ольга Николаевна, жена Веселова, заслуженный художник России, седовласая женщина с круглым добрым лицом много потрудившейся крестьянки, поясняет современную технологию изготовления хохломы. «Бельё» грунтуют, зачищают наждачной бумагой, сушат, олифят в три слоя. После каждого слоя просушка. Затем полуда – втирание губкой алюминиевой пудры - так изделие становится серебристым. На блестящую поверхность опытная рука наносит черной краской контур рисунка и фон. Опять сушка. «Лачение» - покрытие изделия из пульверизатора в два слоя лаком бесцветным или с красителем, после чего всё, покрытое пудрой, горит золотом после просушки. Потом самое главное: «разделка» или «разживка» - нанесение рисунка. Возможны вариации: «разделка» может производиться до основного «лачения». Еще раз лак и сушка. «Венец – делу конец» - говорят обычно после свершения долгожданного процесса. Вот этот сложный и длительный процесс и есть народный художественный промысел.
-От нас до Семинской фабрики всего-то два километра по прямой, - рассказывает Веселова. - Ходила всегда пешком. Идешь и примечаешь, как тянется травинка к свету, как висит ягодка земляники, как распускается цветок. Бывало и с плохим настроением садишься за работу, а пройдет несколько минут, и отключаешься от грустного и житейского. Удовольствие получаешь от работы, наверно потому, что светлая и радостная выходит продукция. Да и людям-то от неё светло, недаром покупают во всем мире.
-Сейчас рисуете? – спросил я.
-А как же, конечно. Был, правда, солидный перерыв, когда пришлось сидеть с внуком - болел он. Теперь здоров, скоро в армию пойдет. Гостит сейчас у нас и брату моему, двоюродному, ложкарю помогает «баклуши бить».
Я знал, что обозначает это интересное словосочетание, и ничуть не удивился, а только спросил осторожно:
-Навык, чутьё не потеряли?
-Разве потеряешь (у неё получилось «рази»), когда с четырнадцати лет с кистью? Хоть здоровье уж не то, но сидеть без дела, хуже любой пытки.
Ольга Николаевна вынесла из кухни серебристую тарелку с черным рисунком на ней.
-Вчера нарисовала, сушится. Иногда задумаешься: шестьдесят лет с кисточками и красками, а не надоедает. Хотя на первый и простецкий взгляд – однообразная работа-то.
Она часто добавляла к словам приставку «то», что совсем не портило её речь, а придавало ей исконно народное звучание и доверительность.
-Александр Васильевич сделал недавно десять шкатулок и уточку выточил, вот ещё для меня работа.
Она называла мужа по имени-отчеству, как принято в старообрядческих деревнях, и, кроме того, он был для неё когда-то директором. Стоящий у теплой печи Веселов оживился:
-Нашлась тут липовая доска, вот и использовал по назначению.
Чувствовалось, что ему не здоровиться: роговица глаз подернулась усталой плёнкой, он почти не отходил от печи, видимо, его знобило, но внешне он старался быть бодрым.
-В книгах пишут, что отличительной чертой Вашего творчества является главенство золотистого цвета в росписи, - спросил я.
-Точно, - согласилась Ольга Николаевна, - подожди-ка. Она вышла в сени и через минуту возвратилась, неся пару штук своих произведений.
-В задней, что ли храните? – спросил я, стараясь показать, что знаком с устройством деревенского дома.
-Нет, на чердаке, - ответила Веселова, улыбнувшись, и стала объяснять на образцах особенности своего письма.
Я разглядываю лепестки и завитки и пытаюсь понять, как, закрашивая фон, мастер держит в голове весь рисунок, как равномерно размещаются по всему полю четыре цветка с листьями и нераспустившимися бутонами. Но всех краше цветы, кажется, что они светятся, и свет идёт откуда-то изнутри, как у аленького цветочка. Любимого цветочка любимой дочери купца из сказки Аксакова.
-Дети тоже мастера росписи? – со всей осторожностью спросил я.
-Нет, я хотела, чтоб они получили образование и овладели другой специальностью. Дети хорошие. Зятья помогают обустроить квартиру, что дали Александру Васильевичу в Сёмине.
Веселов, услышав свое имя, вновь обратил на себя внимание, сказав с гордостью.
-Она у меня орденоносец «Знака Почёта».
-Да, чо уж там», - скромно отмахнулась Ольга Николаевна, хотя её имя можно увидеть в любой монографии, посвященной искусству хохломы, - у самого-то орден «Дружбы народов».
«Где ещё можно встретить в простой крестьянской семье такую орденоносную пару?» - подумалось мне.
В избу вошел Вербин.
-Ложкарь ждет, - просто сказал он.
-Идите, идите, а я пока на стол накрою, - не принимающим возражений тоном сказала Ольга Николаевна.
Мы вышли на морозный, освежающий воздух. В конце огорода, что был за домом Веселовых, стояла баня, где работал ложкарь со своим внучатым племянником. У меня в голове ещё крутился образ народной художницы, как вдруг всплыли недавно прочитанные обидные слова графини Кутеповой: «Нет русского народа! Есть только население, живущее на территории бывшей России». Да, много в России бед, много пьянства, иссушающего душу и тело, но пока жив творческий дух в простом человеке, создающим символы Отечества, понятные в других странах, русские не умрут.
1998г. "Мастера Хохломы" Очерки