Михаил Чижов

Мы прошли чуть дальше, и открывшийся вид заставил за­быть о путях российских реформ. Часто такие пейзажи, чтобы долго не расписывать их, коротко называют «левитановскими». Именно здесь возникают извечные мысли о невозвратности быстро бегущих секунд, здесь ты думаешь о вечном покое, срав­ниваешь бесконечную красоту и величие мира с никчемностью жизненного бытия, наполненного мелкой суетой и борьбой за выживание. Приезжайте сюда за переоценкой содеянного, если для этого найдется достаточно воли! Это что-то от Фауста с его «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» и в то же время от житей­ского желания закрепить в сознании полюбившийся пейзаж.

Экскурсовод со вкусом и знанием дела рассказывала о Ле­витане, его жизни, о прекрасных мгновениях радости и счас­тья творчества, вдохновленного здешней природой, о деревян­ной церквушке «вон на том холме», ставшей центром в картине «Над вечным покоем». Она показывала репродукции, цитирова­ла Чехова, Третьякова, других современников Левитана. Мы переходили с места на место, она обращала наше внимание на особенности колорита волжских просторов. Мастер говорил о Мастере.

На обратном, более легком пути я разговорился с ней, бывшей учительницей русского языка и литературы, пенсионер­кой, вынужденной таким образом кормить себя и взрослого сына.

— Он не выдержал соблазнов большого города, и я взяла его сюда, — дипломатично сказала она и добавила: — А здесь ему практически негде работать.— Она, попрощавшись, отвер­нулась от меня и, тяжело передвигая опухшие ноги, пошла по неровной мостовой.

В сгущающихся сумерках я подошел к обветшавшей, но по-прежнему прекрасной Воскресенской церкви и положил руку на полуразрушенный парапет лестницы. Древний камень излучал ледяной холод. Некому было согреть эти немые камни теплом своих рассказов.