Михаил Чижов

Ночные комариные атаки под утро сменились занудливым приставанием мух. Какой уж тут сон? Вышел на балкон и долго не мог надышаться чистым ветерком, утренним бризом, наползающим с Волги, блестевшей голубыми излучинами под Татинской горой. Солнце, вставшее из-за низкого левого бере­га, уже три часа как грело землю, и отзывчивый донник тонко благоухал своими белыми и желтыми цветками. И красота, и аромат казались одушевленными, требовавшими общения, как любое живое существо, и нельзя было не подчиниться этому требованию.

Санаторий еще спал. Я тихо побрел к крутому берегу Волги, жадно вдыхая утренний прохладный воздух, всматриваясь в неповторимые дали. Величие их очищало душу от городской суеты, напоминало о ложной значимости наших дел перед дей­ствием природы. Да и о каких делах можно думать на краю 40-метрового обрыва, нависающего над урезом воды? Стоя у пропасти, от которой веяло священным холодком ужаса, я про­должал любоваться окружающим меня миром. Здесь было всё: гора, река, поле, лес, луг, деревня — простые вроде составля­ющие, но неповторимость сочетания обусловливает его ценность. Как у всякого человека есть обычный «набор»: руки, ноги, голо­ва, сердце... но все мы разные, физически и духовно.

Красивое, видное место особенной силой привлекает людей.

Татинец. Гора, на склоне которой удобно расположилось село,— идеальный пункт для наблюдений за передвижениями на Волге, бывшей в стародавние времена главной транспортной магистралью России. Это теперь понастроили железных и авто­мобильных дорог с твердым асфальтовым покрытием, а тогда наиболее удобными были зимний, санный путь да водный. Здеш­ние названия — красочные иллюстрации к словарю Даля и лиш­ний повод заглянуть в него. «Тать — вор, хищник, похититель», «татский, татиный — к татю относящийся, воровской». Вот та­кое «нехорошее» название имеет село, умостившееся на спуске с Татинской горы, а напротив села — остров Татинский, на ко­тором, по преданиям, в стругах, спрятанных в прибрежных кустах, сидели разбойники, готовые по сигналу с горы бро­ситься на абордаж купеческих судов. Рядом, чуть выше по те­чению Волги, деревня Слопинец, тоже характерное название, связанное с речным промыслом, которое Даль определяет так: «слоп, слопец — барочная потесь, с кормы и носу, заместо руля», или «род ловушки на мелких зверей, убойная плаха с поедью, наживой и с насторожкою, плашка».

Если раньше в этих местах воровали, то теперь отмывают деньги. Кипит здесь стройка: новые русские возводят невидан­ные особняки на средства, заработанные «умением жить», раз­ницы между которым и татьбой я до сих пор не понимаю. До­стойная связь времен.