Михаил Чижов

нижегородский писатель

Онлайн

Сейчас 105 гостей онлайн

Последние комментарии

Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший 
Содержание
Летчик
Страница 2
Все страницы

Я помню его, молодого, энергичного, самоуверенного победителя фашизма, вернувшегося в 48-м году из Австрии. Мамин брат. Летчик. Мы с замиранием сердца слушали его рас­сказы о воздушных боях с немецкими ассами.

— Однажды, весной сорок пятого, мой истребитель «ЛА-5» был подбит над Одером, на левом берегу которого были немцы, а правый занимали наши войска. Чудом удалось посадить само­лет на воду, но его стало сносить течением. Я молил Бога, что­бы меня прибило к правому берегу, но весенний, полноводный Одер никак не мог определить мою судьбу. Солдаты, окопавшие­ся на обоих берегах, не стреляли, а с интересом наблюдали за невольными маневрами моего ставшего водным корабля. Такое единодушие редкость, тем более среди заклятых врагов. Но человек остается человеком, желая зрелищ даже в самых кри­тических ситуациях. Я боялся не смерти, я очень боялся плена. Но все обошлось,— говорил он нарочито суровым голосом.

— Это моя ладанка спасла его,— подмечала моя бабушка, его мать, присоединявшаяся во время его воспоминаний к нам.

Честно говоря, он редко ударялся в воспоминания. Они, ви­димо, жгли его нежную душу, наполнявшую такую с виду стро­гую внешность. Нам, пацанам, так хотелось воевать, мы пере­живали, что поздно родились. Нам хотелось летать на бреющем полете, входить в пике, крутить «бочку». Пусть нам не довелось воевать, но мы были детьми победителей, мы прониклись неис­требимым духом Победы.

Два ордена Красной Звезды оттягивали гимнастерку на его груди. Вот я держу один из них на ладони. Тяжелая серебряная звезда с лучами, покрытыми красной эмалью, в середине пла­тиновая пластинка с фигурой солдата, держащего трехлинейку. Дизайн мужества и непоколебимости.

Он не пошел учиться в институт, хотя фронтовиков в ту пору зачисляли без конкурса. Его, грубоватого и несколько аван­тюрного, манило небо. Но ранение не позволило работать даже в гражданской авиации, тогда дядя стал инструктором в аэро­клубе. Летающим инструктором. На уютно расположившемся, высоком, идеально ровном месте, вблизи от крутых окских об­рывов Дятловых гор.

В третье воскресенье августа, в День воздушного флота, тысячи горожан устремлялись на аэродром. Здесь устраивался праздник с показательными полетами разных типов самолетов с демонстрацией фигур высшего пилотажа, с прыжками пара­шютистов. Воздушное шоу, как сказали бы сейчас. В полетах всегда участвовали дядины воспитанники.


Мама боготворила единственного брата и старалась не про­пускать представления, хотя до аэродрома добираться было не­легко. Приходилось долго, с пересадками, трястись на двух трам­вайных маршрутах и пешком подниматься в гору, где уже ре­вели моторы, а в небе кувыркались самолетики, казавшиеся игрушечными. В одном из них был мой дядя. Тысячи лю­дей, задрав головы, неотрывно смотрели в небо и ликовали столь искренне, что назвать эту массу толпой не поворачивал­ся язык. Нечто единое и монолитное объединяло всех присут­ствующих. Возможно, это была дань памяти о недавно прошед­шей войне.

Мы разыскали дядю. Он стоял возле своей «Аннушки» среди желающих потрогать самолет. Нравы тогда были довольно прос­тые.

—Давай прокачу,— неожиданно предложил он мне.

Я опешил, годов-то от роду мне было совсем немного. Но дядя, видимо, решил меня испытать, и я подсознательно это понимал, хотя трусил страшно: на автомобиле-то не приходи­лось ездить, а тут сразу же самолет.

Помню ужас открывшейся высоты и необозримого просто­ра, досель невиданного. Река Ока казалась всего лишь голубой лентой, а город, город... Меня быстро укачало, и пришлось сроч­но приземляться.

—Не летчик,— безапелляционно приговорил меня дядя. Мне же было тогда не до этих тонкостей.

В конце 50-х годов аэроклуб перевели в районный городиш­ко за 40 километров от дома. На месте старого аэродрома стали строить высотные дома. Но дядя не растерял любовь к небу и еще несколько лет ездил на работу, тратя на дорогу по 3 часа в сутки. Видимо, там он сблизился с людьми, выращивающими боевых гусей.

Азартный и удачливый, дядя всерьез занялся этим делом, ставшим новым смыслом его жизни.

У гусей тоже крылья, сильные и большие. Его новые «вос­питанники» не раз побеждали в боях. И в среде гусятников нашей области он был известен как «Летчик». Старожилы до сих пор помнят о его пари, выиграв которое он купил «Жи­гули».

Из гусей, проигравших сражения (бывали и такие), он гото­вил жаркое с антоновскими яблоками и устраивал пиры, участ­ником которых бывал и я, повзрослевший.

Потом лицо его вдруг пожелтело, и казалось, что у него началась желтуха. Я навещал его в больнице, удивляясь про себя, как быстро он худеет. Щупальца метастазов проникли в печень.

—Племяш,— сказал он за день до смерти,— веришь ли, жизнь прошла как сон.— Дядя помолчал и добавил: — Но я не жалею об этом. Мы все-таки победили в войне — самом муж­ском деле.