Михаил Чижов

«Васек Трубачёв и его товарищи»,— быстро прочитав заго­ловок книги, мальчик летит обратно к кровати.

— Тут еще какие-то буквы,— шепчет мальчуган, разгля­дывая титульный лист.

Иван Федорович наизусть помнит посвящение, которое он надписал на подарке в день десятилетия своего сына, но, тя­жело вздохнув, просит:

— Почитай.

«Любимый сынок! Будь таким же честным и справедли­вым, как герой этой замечательной книги».

— Дедуль, у тебя был сын? Где он сейчас?

Старик заплакал, не скрывая слез. Мальчик испуганно за­тих, не смея произнести ни слова. В серо-зеленых глазах его бьется жалость.

— Васек, сходи, ради Бога, в магазин и купи сайку и пол­литра молока,— справляется с волнением старик.— Деньги...там... на буфете.

— Хорошо,— шепчет мальчик и тихо выходит, тревожно оглядываясь.

Минут через пять он гордо возвращается с пакетом и вы­кладывает на стол продукты. Старик окрепшим голосом командует, а мальчик послушно заполняет молоком стакан и режет хлеб.

— Теперь пей,— ласково говорит Иван Федорович.

— Дедушка, тебе налить?

— Ты пей, а я почитаю.

Робкий луч осеннего солнца забрался в плохо прибранную комнату и осветил притихшую пару. Ставшие заметными, пы­линки тихо плавают по известным только им орбитам. Где-то кричит петух, воркуют голуби. Они этого не слышат. Старик, лежа на боку, читает первую страницу пухлой книги дребезжа­щим голосом. Мальчик, не отрываясь, глядит в морщинистое, иссохшее лицо. Жизнь, как толстая книга, кажется ему беско­нечной.

После ухода мальчика Иван Федорович принимает давно зревшее решение о судьбе дома. В следующий приход Васька он просит привести отца и мать.

— Дом свой я буду завещать вашему сыну,— твердым то­ном говорит он родителям.— Завтра позовите нотариуса. Я не
хочу, чтобы этим жадным «оглоедам» досталось мое выстраданное.

Оглоедами старик называл власть. После развала СССР он руководство страны иначе, как предателями, не называл, а, похоронив внука, во время болезни жены выбросил на помойку телевизор.

Иван Федорович, как и мечтал, не дожил до сильных холо­дов, пугавших его осознанием обузы, которую он бы принес соседям и их сыну.

В ночь его смерти ударил мороз. Желтые листья летели с тихо стоящих берез, обгоняя друг друга и торопясь до снегопа­да лечь на землю. Им не хотелось висеть на голых ветвях и оставаться в одиночестве под грядущим зимним ветром; не хо­телось, чтобы метель гоняла их, неприкаянных, по белому сне­гу. Они мечтали скорее пасть вместе со всеми и укрыться теп­лым, пуховым снежным одеялом.