Михаил Чижов

Осенний город готовился к эстафетному пробегу на призы областной газеты. Эти соревнования заметно отличались от весеннего пробега, когда девушки бежали по очереди с юношами. В осеннем — все было гораздо серьезнее: мужские и женские забеги проводились раздельно.

Преподаватели физкультуры школ и институтов устанавливали в отверстия тумб, стоявших вдоль дорог, разноцветные флаги, другие — рисовали поперечные белые линии, обозначающие створ передачи эстафетной палочки, и номера этапов. Чувствовалась предпраздничная суета настоящего спектакля. Такова особенность спортивных состязаний. Любых! От боя гладиаторов на арене Колизея до бега по городским улицам. Почти вся нагорная часть города закрыта для проезда транспорта. Общая атмосфера состязательности заряжала областной центр напряжением ожидания, спешки, волнения. Публика выстраивалась плотными рядами вдоль тротуаров в предвкушении зрелища. Лица бегунов заметно отличались в этой праздной толпе.
Я обмирал, глядя на брожение силы и юности в этот тусклый осенний день. «Второй этап» — кричала надпись на дороге. У меня подобных этапов было немало.
Первое воскресенье октября. Очень холодно — полетела снежная крупа. Мой этап второй — один из самых длинных: от Черного пруда вверх по улице до Верхне-Волжской набережной, а затем по ней еще отрезок пути до кафе «Чайка», раскинувшей свои стальные крылья над Волгой. Чуть более километра. Последний, одиннадцатый год в школе, обычной школе.
В прошлую осень мне вдруг доверили бежать финиш: парень, которого ставили на этот этап, за день до соревнований неожиданно заболел, и тренер срочно сделал перестановки. Я понял, чем «занедужил» несостоявшийся финишер, когда увидел его рядом со стартом, здорового и невредимого. Последний этап, подводящий итог усилиям пятнадцати товарищей, десять из которых уже ждут тебя на финише. Психологический пресс. С великим трудом удержался на третьем месте и почувствовал себя бойцом.
Но тогда не так было холодно. Значит, надо разминаться и разминаться, чтобы сохранить в мышцах тепло, чтобы они были эластичными и их не свело в самый напряженный момент гонки. Так, на лыжный манер, я называю эстафетный бег. При этом разминка должна быть щадящей, чтобы мышцы мечтали о предстоящей взрывной нагрузке.
Всюду со мной Инка, моя девушка, или, как сейчас говорят, подружка. Она уже студентка престижного факультета в университете, а мне еще «пахать» целый год в школе, той, где мы вместе учились.
В школе она часто попадалась мне на глаза (а может, я попадался ей?) еще во времена пионерских сборов, лыжных прогулок, туристических походов. Статная, красивая, она привлекала внимание многих, но... Весной, став чемпионом школы по лыжам, я наконец-то пригласил ее на танец на школьном вечере, когда вручали грамоты победителям.

До июля мы были вместе: гуляли по кремлю, по древним улицам любимого города, рассуждали о прочитанных книгах, ее предстоящих экзаменах. Но когда я потянулся к ней, чтобы поцеловать, она сказала:
— Не хочу, я тебя не люблю.
...Всю боль и злость выплескивал я в ежедневных тренировочных кроссах вдоль железной дороги, опоясывающей Дятловы горы от Ромодановского вокзала до Мызы. Речная гладь, мелькающая между раскидистых лип и кленов, а порой открывающаяся во всем своем великолепии на излучинах, чистейший воздух, почти гаревая дорожка вдоль шпал. Сказка слияния природы, тела и души. Намотав десятки километров и промокнув от пота до последней нитки, я спускался к Оке и отводил душу плаванием. Медленно одевался, глядя на рыжую, блестящую дорожку, образуемую садящимся за горизонт солнцем, и думал: «О чем еще мечтать? Так ли важен для меня отказ красивой девчонки? И отказ ли это? Может быть, она резко ответила, чтобы я не мешал ей готовиться к экзаменам в университет? А может, это сказано под влиянием родителей: вон отец у нее строгий какой — начальник цеха на радиозаводе». Я успокаивался. И снова бежал, считая нескончаемые ступеньки железной лестницы, сваренной обходчиками нефтепровода, поднимающегося от причала до нефтебазы на высоком окском берегу.
Вечерами ремонтировал с отцом забор вокруг нашего дома и сада, защищающий яблони от набегов соседских мальчишек. А ночью, перебравшись из душного дома в сарай, запоем читал Ремарка, Хемингуэя, Ирвина Шоу. Я скучал без брата, служившего в армии, и старался заполнить свое время до отказа.
В августе я послал Инке по почте открытку с пожеланиями успешной сдачи экзаменов в университет. Она, сдав экзамены, ответила, и мы встретились вновь. Казалось, что недавний ее отказ забыт навечно...
Наша школьная команда была полна честолюбивых намерений: мы не раз выигрывали различные соревнования, о нас писали газеты. Что-то будет сегодня? Я разминался долго и сосредоточенно. Инка терпеливо стояла с моей одеждой в сквере и наблюдала за моими прыжками, приседаниями, наклонами, растяжками и прочей «эквилибристикой». Подошел тренер.
— Этап ключевой! Ребята здесь очень сильные: все хотят сразу же определиться с местом.
Слова его, привыкшего отрывисто кричать «Время», «Потерпи», «Работать!», помогая бегущему по дистанции спортсмену, воспринимались как пулеметная очередь. Меня это не удивляло: мы умели ценить секунды.
— Сначала не рви, шаг пошире, а у водного института, когда у многих будут ватными ноги, «выстрели». На набережную выбегай широко, размашисто, ноги держи прямее.
Я согласно кивал, представляя исхоженную вдоль и поперек улицу, каждый метр ее, знакомый с малолетства.
— Надо быть вторым. Я в тебя верю.— Он помолчал, вглядываясь в лицо и пытаясь пределить мой настрой на борьбу.
— Не волнуйтесь,— я улыбнулся,— постараюсь.
— Да, бежим в трусах и безрукавке,— тренер облегченно вздохнул.

Видимо, он остался доволен моим настроем и, похлопав меня по плечу, быстро пошел на старт. Не от холода — от волнения у меня побежали по телу мурашки. Нужно было отвлечься от соревновательных мыслей, чтобы не «сгореть».
— Инка, как я стартую, ты сразу же иди вверх по улице. У садика встретимся, я там оденусь.— Необязательные слова вылетали из сжатых губ, кажется, машинально, но все же они отвлекали от мыслей о результате.
Она помогла мне надеть плащ и на мгновение прижалась ко мне. Я почувствовал прикосновение, как ни мимолетно оно было, но сделал вид, что не заметил его.
И вот у драмтеатра показалась лавина бегунов, стремительно накатывающаяся к кинотеатру «Рекорд». Опыта у меня хватало, я нарочито не спеша снял плащ и накинул его на плечи. Толпа болельщиков и спортсменов расступилась: образовался плотный коридор. С головной, открытой машины, что ехала впереди бегунов, прокричали три первых номера. Я глубоко вздохнул. Наш был третьим. Скинул Инке на руки плащ и решительно приблизился к осевой линии, встав вполоборота к ней, отведя назад левую руку и уже начиная движение.
Вот и Серега с жадно хватающими воздух посиневшими губами. Что значит стартовый мандраж! Я почти выхватил из его ослабевших рук палочку и полетел за двумя бегунами вперед. Согретые и подготовленные мышцы не чувствовали жалящих прикосновений снежинок, и легкие рвались на полную катушку, лихорадочно отбирая из воздуха мельчайшие дозы кислорода и набивая им кровь. Толпа на обочине одобрительно гудела, наблюдая за нашей жаркой, бескомпромиссной схваткой. Я любил «работать» подъемы, и у меня здесь все получалось. Наказ тренера был выполнен.
Потом мы с Инкой, сидя друг против друга за столом в кафе «Чайка», пили горячий кофе. Я держал в руках нежные ее пальцы и думал только об одном: «Наверное, это и есть счастье». Но где-то дремала в ней легкость отказа, а во мне горечь от него, и мы вскоре расстались.
В эстафетах я бегал еще не раз, уже за институт, и первое время машинально искал глазами Инку в плотной толпе.
Через два года после этого Инка вышла замуж за известного спортсмена, мастера спорта по легкой атлетике. Но жизнь, как рассказывали одноклассники, сложилась у нее несчастливо: муж и взрослая дочь погибли в автокатастрофе.
Невыразима печаль, когда некому взять из твоих ослабевших рук эстафетную палочку.