Михаил Чижов

До июля мы были вместе: гуляли по кремлю, по древним улицам любимого города, рассуждали о прочитанных книгах, ее предстоящих экзаменах. Но когда я потянулся к ней, чтобы поцеловать, она сказала:
— Не хочу, я тебя не люблю.
...Всю боль и злость выплескивал я в ежедневных тренировочных кроссах вдоль железной дороги, опоясывающей Дятловы горы от Ромодановского вокзала до Мызы. Речная гладь, мелькающая между раскидистых лип и кленов, а порой открывающаяся во всем своем великолепии на излучинах, чистейший воздух, почти гаревая дорожка вдоль шпал. Сказка слияния природы, тела и души. Намотав десятки километров и промокнув от пота до последней нитки, я спускался к Оке и отводил душу плаванием. Медленно одевался, глядя на рыжую, блестящую дорожку, образуемую садящимся за горизонт солнцем, и думал: «О чем еще мечтать? Так ли важен для меня отказ красивой девчонки? И отказ ли это? Может быть, она резко ответила, чтобы я не мешал ей готовиться к экзаменам в университет? А может, это сказано под влиянием родителей: вон отец у нее строгий какой — начальник цеха на радиозаводе». Я успокаивался. И снова бежал, считая нескончаемые ступеньки железной лестницы, сваренной обходчиками нефтепровода, поднимающегося от причала до нефтебазы на высоком окском берегу.
Вечерами ремонтировал с отцом забор вокруг нашего дома и сада, защищающий яблони от набегов соседских мальчишек. А ночью, перебравшись из душного дома в сарай, запоем читал Ремарка, Хемингуэя, Ирвина Шоу. Я скучал без брата, служившего в армии, и старался заполнить свое время до отказа.
В августе я послал Инке по почте открытку с пожеланиями успешной сдачи экзаменов в университет. Она, сдав экзамены, ответила, и мы встретились вновь. Казалось, что недавний ее отказ забыт навечно...
Наша школьная команда была полна честолюбивых намерений: мы не раз выигрывали различные соревнования, о нас писали газеты. Что-то будет сегодня? Я разминался долго и сосредоточенно. Инка терпеливо стояла с моей одеждой в сквере и наблюдала за моими прыжками, приседаниями, наклонами, растяжками и прочей «эквилибристикой». Подошел тренер.
— Этап ключевой! Ребята здесь очень сильные: все хотят сразу же определиться с местом.
Слова его, привыкшего отрывисто кричать «Время», «Потерпи», «Работать!», помогая бегущему по дистанции спортсмену, воспринимались как пулеметная очередь. Меня это не удивляло: мы умели ценить секунды.
— Сначала не рви, шаг пошире, а у водного института, когда у многих будут ватными ноги, «выстрели». На набережную выбегай широко, размашисто, ноги держи прямее.
Я согласно кивал, представляя исхоженную вдоль и поперек улицу, каждый метр ее, знакомый с малолетства.
— Надо быть вторым. Я в тебя верю.— Он помолчал, вглядываясь в лицо и пытаясь пределить мой настрой на борьбу.
— Не волнуйтесь,— я улыбнулся,— постараюсь.
— Да, бежим в трусах и безрукавке,— тренер облегченно вздохнул.