Михаил Чижов

Поход в кино напоминал обряд, некое ожидание чуда, рас­крытие таинства, доселе недоступного. Пять пацанов шести— девяти лет ходили по утрам в кино на самый ранний сеанс, начало которого было в 8 часов 30 минут.

Лето. Свобода. Она воспринималась как возможность успеш­ного исполнения своего желания. Для всех времен это и есть истинный смысл свободы.

Родители поощряли наши походы и выделяли необходимые деньги на сеанс—1 рубль на кино и 10 копеек на газету. Но иногда мы хотели жить, по нашим понятиям, шикарно, поэто­му лазали по оврагам правобережья Оки, заваленным мусором еще с войны. Собирали кости — самое дорогое вещество для утильсырья. Выручка в 20 рублей была сродни чувству графа Монте-Кристо, нашедшего клад аббата. Мороженое, ли­монад, дополнительное кино в другом, кроме «Паласа», кино­театре — вехи шикарной жизни. Но утильсырья на всех не хва­тало...

Мы «степенно» проходили под тенистыми липами старинной улицы, мимо здания НКВД, мимо стадиона «Динамо», закры­того полуразрушенной лютеранской кирхой, мимо дворников, моющих улицу из шлангов. Теперь это мне только снится, а раньше мостовую мыли всерьез. Дворники играли с нами, шут­ливо грозя облить. Но правила игры не допускали, чтобы брыз­ги попадали выше колен, до которых доходили шорты, держа­щиеся на лямках, перекинутых через плечи. С «достоинством» детей из горчичного рая мы покупали самые дешевые билеты. В гулком от пустоты холле было прохладно. Мы съеживались от озноба и величественной высоты сказочно громадных залов. Таинственными казались нам старинные напольные часы, по­хожие на киношные в «Кортике». Мы тут же обсуждали сцены из этого фильма, сначала шепотом, а затем, распаляясь, кри­чали, размахивая руками, тут же смолкая после замечания буфетчицы, выглядывающей из-за бархатных занавесей, отделяю­щих зал от буфета, где нам, увы, редко приходилось бывать.

Нам по карману была лишь пища духовная, и называлась она «Пионерской правдой». Робкой стайкой мы подлетали к га­зетному киоску, представлявшему собой невысокую стойку в виде буквы «Г», закрывавшей один из углов зала. Там уже «шуршала» продавец, принимая газеты. Молча и деликатно наблюда­ли мы за ее работой, надеясь, что она обратит на нас внимание. Нас узнавали как постоянных клиентов и серьезно, или нам так казалось, спрашивали: «Пионерскую правду»?

Возможно, мы копировали взрослых. Но читать газету вслух, по очереди мы придумали сами. Читали от заголовка до теле­фонов на последней странице. Она, действительно, была инте­ресной, а нам хотелось много знать. В газете были шахматные задачи, и мы уже серьезно увлекались этой игрой. Тогда наши баталии заканчивались даже драками — так сильна была жаж­да победы.

Нравы того времени были совсем не чопорные, особенно на первом сеансе. И мы, сидя в первом ряду, высоко задрав голо­вы, шумно восхищались силой и ловкостью Тарзана, громко смеялись над приключениями веселых ребят, плакали над судь­бой Гавроша. А потом проигрывали и копировали все увиденное на экране в жизни...