Михаил Чижов

нижегородский писатель

Онлайн

Сейчас 17 гостей онлайн

Последние комментарии


Рейтинг пользователей: / 0
ХудшийЛучший 
Содержание
Время Виктора Лихоносова
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Все страницы
И, разумеется, в его рассуждениях нет ни капли сомнений в исторической правде и целостности прошлого, без которого нет и настоящего. Лихоносов в свои 30 лет прозревает толщу времен, предвосхищая грядущие сомнения и споры по этому поводу, вдруг (или это кажется, что вдруг) захватившие российское общество в девяностые годы ХХ века. Он уже тогда ответил на вопрос: надо ли учитывать временные «оккупации» русских земель враждебными племенами или, тем более, социально-политическими группами? В самом деле, ведь не могло измениться русское самосознание на местах, временно перешедших под главенство татар, монголов, поляков, немцев. И уж никак не могла прерваться единая цепь русской истории из-за господства коммунистической идеологии, носителями которой были Ленин, Сталин, или кто-то другой из «тиранов».
Лихоносов по-детски (как сам признается) верит, что на этой политой кровью и потом исторической земле, где «целы кости ослепленного Василька, Бориса и Глеба», нельзя быть «иванами, не помнящими родства», нельзя иметь черные мысли и преследовать меркантильные интересы. «Легко тогда вспоминалось, человек ведь так бывает прост, если кольнешь в сердце. Тогда и тебе ясно, какой песни достоин он, какой широкой, правдивой и страстной!» («Осень в Тамани»). Это уже сродни горьковскому «Человек звучит гордо» или «Песни о Буревестнике». Это присуще молодости, верящей, что жизнь всегда была, есть и будет прекрасна и удивительна.
По самому взыскательному счету патриотический взгляд Лихоносова глубоко выверен и выстрадан собственной жизнью, да и нельзя иначе жить, чтобы не потерять душу, дороже которой у человека ничего нет. В этом мы убедились в последние 20 лет лихолетья и безвременья, когда отовсюду превозносятся темные инстинкты homo sapiens, внушаются прелести обогащения любой ценой, опошляется историческое прошлое России. И что? Если человеку каждый день говорить, что он подлец, то он им и станет.
Нет, не так надо строить взаимоотношения между людьми. Православные это отлично понимали и спокон веку просили Бога: «Владыко, Вседержителю, Святый Царю, наказуяй и не умерщвляяй, утверждай ниспадающия и возводяй низверженныя…».
Вот и у Лихоносова также, или почти так: «Я подчеркивал призывы и мольбы - жить в одно сердце; ободряли меня вечные повторения – отцы наши и деды землю устрояли; славил я вместе с писцами умных и добродетельных, хоронил павших, - короче,  читал и ловил созвучное, как ловят дорогие отзвуки в строчках влюбленные. И всё жалел: поздно, поздно хватился. Да и не я один».
Но и не многие! Ну, прежде всего, попробуйте написать так запросто и задушевно, когда слова будто льются из уст и совсем-совсем не кажутся обдуманными и выстраданными, а потом ложатся на бумагу и не теряют своей первоначальной, утренней свежести. Жить в одно сердце! Кто так может написать?
И второе. Призывая любить и ценить прошлое и почивших в нем людей, Лихоносов настежь распахивает свою душу, как створки окна в майскую грозу, не боясь тяжелых, полновесных капель дождя, в которые могут вылиться чуждые России взгляды. Ему дорога чистота призывов и молений. Много ли таких писателей, способных на такие смелые откровения?
Частые упоминания о смерти, сожаления об ушедших днях, о местах, в которые уже не придется вернуться, рефреном проходят из одного произведения в другое, скрепляя их, как музыкальные пьесы, в единое целое. В данном случае этот рефрен можно назвать гимном России, русской земле. Все эти повторяющиеся призывы, вопросы, заклинания: «Оглянись! Запомни! Через минуту не будет!», «Зачем так быстро проходит жизнь?» ( Осень в Тамани»), «Увидеть такое, чего нет, и не может быть. Каким я тогда был! Таким больше не быть, и, верно не то переживу я теперь…», «Никогда-никогда никто не узнает, каким я был в эту августовскую ночь на катере…»  («Когда-нибудь»), «Когда это было, в какой день, по какой погоде?.. Кто разбудит то время?», «Если бы от человека оставалась на дороге, хотя бы тень!» («На долгую память»).