Михаил Чижов

На вербное воскресенье в церковь Благовещения Богородицы села Тумботино, что привольно раскинулось в левобережной пойме реки Ока, приходят не только местные жители. Здесь можно встретить и москвичей.

Пока не началась литургия, полезно прогуляться вокруг храма. Какой-то особой площади, что обычно устраивается перед сельскими приходами, здесь нет. Лишь небольшое расширение главной сельской автодорожной магистрали, прорезающей село насквозь и уходящей на север, к городу Гороховцу Владимирской области, выделяет это место. Невдалеке от приходской ограды аллея старых берез, за ней крутой склон одной из многочисленных окских стариц. Под березовой сенью расположилось на узкой полосе вдоль набережной весенне-летнее «кафе» местных выпивох. Всюду, куда достает взгляд, в великом множестве валяются одноразовые стаканчики, пустые пластиковые и стеклянные бутылки, яркие обертки рыбных наборов к пиву и водке. Но стоит лишь поднять глаза и посмотреть вдаль, как забывается вся эта серая, пивная, будничная блажь.

Неоглядное, снежно-льдистое пространство безмятежно спит под низкими лучами восходящего солнца. Еле видимый парок, отходящий от быстро прогреваемого бесснежного склона, устремляясь вверх, превращается в серо-сиреневую дымку, за которой надежно скрыт правый берег с городом Павлово. Крепкий, ночной мороз вымостил на льду старицы тысячи кристаллов, и они алмазами сверкают под неярким, едва проснувшимся светилом. Тихо, величаво, раздумчиво. Не кричат петухи, не долдонят люди, не пылит дорога.

Общение с Богом, видимо, как раз и состоит в этом несуетном возвышении взора от хлама и повседневной грязи, к которой привыкаешь, как к неизбежному и не всегда осознаваемому злу. Церковь дает возможность всмотреться в купол неба, оторваться от свинячьей радости при виде полного корыта и спросить себя: «Почему человек – часть прекрасной природы – порой выглядит корявым, высыхающим сучком на стволе цельного, шумящего зеленой листвой дерева?»

Ближе к дороге и в метрах десяти от набережной заброшенный скверик, призванный увековечить память павшим в  Великой Отечественной войне. В нем, вблизи мемориала, меньше одноразовых стаканчиков, но от вида годами не кошеной травы и сгнивших тополей, грозящих уронить почерневший от грязи памятник, сердце начинает биться сердито и недоуменно. Как же так, люди? Соберитесь хотя бы дети и внуки погибших и устройте субботник. На стеле 195 строчек, 195 крестьян, отдавших жизнь за Родину. Много среди них однофамильцев и родственников. До семи бойцов встречаются в некоторых из восьми одинаковых фамилиях!

Одинаковость, похожесть – неизбывная особенность деревенской жизни. Не различимые, как две капли воды, дома, лица, фамилии, характеры... Даже коровы и овцы, одной и той же породы в селе. И трудно понять, что это? Голый практицизм - зачем изобретать велосипед, или ограниченность мышления, косность – высунешься – голову потеряешь.

Пора идти на торжественный молебен. Год создания церкви древен – 1810 (200лет), но как водилось в СССР, её разрушили в 30-х годах прошлого столетия. Всегда, по крайней мере, у меня, при виде таких монументальных, дорогостоящих сооружений, ныне высящихся в умирающих селах, возникает трудноразрешимый вопрос. Как бедные, исходя из официальной советской пропаганды, крестьяне строили на свои кровные и скудные сбережения столь прекрасные храмы? Самобытные в архитектурном отношении и сложные в строительном исполнении. Особенно трудно представить созидательный характер русских мужиков, прочитав неоднозначный рассказ любимейшего писателя А.П. Чехова «Мужики». Поголовное пьянство, злоба, дурь, неумение работать, лень, безграмотность и так далее, и так далее. Гнетущее впечатление, многократно усиленное редчайшим мастерством автора.

Но храмы росли, и каждая деревня, построившая церковь, переходила в разряд сел. В той же Нижегородской губернии, только в одном селе Большое Мурашкино, отнюдь не уездном тогда центре, было 8 церквей. Как их умудрились построить пьяницы и, соответственно, лентяи? По не писаному закону культовые здания должны сооружаться на пожертвования прихожан и благотворителей. Такое правило существует и в католицизме, наверное, и в других религиях мира. В Барселоне, например, знаменитый собор «Святое семейство» - творение выдающегося испанского архитектора Антонио Гауди - строится более 100 лет и до сих пор не достроено. Почему? Гид объясняет: не хватает пожертвований. Конечно, церковь в Тумботине не соизмерима с Саграда Фамилия, но построена 200 лет назад за 3 года, обычный срок строительства православных церквей для крестьян, объединенных в общины.

Чего-то мы не знаем главного в организации и сути той, далекой жизни, в том числе и о крестьянском укладе (или характере) и, к сожалению, не пытаемся понять. Глубокие знания мы заменяем жеваными и лживыми разъяснениями большевиков, нынешних либеральных «историков», типа Радзинского и Сванидзе, да краткосрочными «затмениями» знаменитых авторов. И до сих пор власть и общество больно бьют теперь уже по остаткам русского крестьянства, потеряв которое, мы утратим суть и силу России, а не только  продовольственную независимость. Заслужили ли крестьяне такой участи?..

Надо признать, действительно, местные мужики не являются завсегдатаями церковных молебнов, им легче находить утешение в упомянутом «кафе» на набережной. К началу богослужения в церкви было четверо мужчин, стоящих  согласно правилам в правом приделе храма.

На высокие хоры, что находились напротив царских врат, поднялись длинноногие девчонки, учащиеся старших классов местной школы. В замаскированную дверь иконостаса левее царских врат то и дело сновал восьмилетний алтарник  в длиннополом стихаре, выполняя бесчисленные указания батюшки. Детское, курносое лицо его, как и подобает положению, было серьезно и непроницаемо. «Сын местных бизнесменов», - пояснила мне пожилая соседка, споткнувшись на иностранном слове. Двух и трехлетние детишки тут же активно постигали церковные премудрости. Вместе с бабушками они подходили к маленьким иконкам, в изобилии стоящим на низеньком столике, смело и деловито брали их в нежные ручонки, целовали лик и прикладывались лбами, шустро творя крестное знамение. Умилительная и многозначительная картина. Их ли вера спасет крестьянство и Россию?

Привлекал внимание высокий мужчина с пятилетней девочкой на руках. На ней бальное, белое платьице с оборками, рюшами и прочими портновскими изысками, под ним – милые, сентиментальные, кружевные панталончики. Мужчина крестился истово, размашисто, кладя трехперстие не на правое плечо, а за него, будто закидывал полотенце, отправляясь в жарко натопленную баню.

Все шло обычным порядком, который я описывать не буду. Если не считать заминки и некоторого сокращения молебна из-за отсутствия псаломщика, отправленного служить в другую сельскую церковь. В условиях современного экономического кризиса епархия, вероятно, единственное место, где предложения отстают от спроса.

Но вдруг воздух, казалось, сжался, стал ощутимым и тяжелым, потом  пронесся неслышный, легчайший ветерок, прочувствованный, может быть, лишь шестым чувством. Будто воздух под действием тайных сил спрессовался в одном месте и, не в силах оставаться в заточении, переместился в другое. Вскоре в поле моего зрения оказался субъект, перемещающий воздух: высокий человек в темно-сером пуховике до колен. Крупной, круглой своей головой и лысиной, окаймленной классическим полукружием седых волос, он напоминал деда на иллюстрациях к русской сказке о репке. Я вгляделся, поддавшись невольному волнению, и ахнул. Батюшки святы! Никита Сергеевич Михалков! Наш оскароносный режиссер собственной персоной в замшелой русской провинции.

И тут же успокоился: всё логично. Невдалеке от Тумботино находится его образцовое охотничье хозяйство, лесные земли (28 тыс.га) для которого он прикупил (точнее взял в аренду на 49 лет) после получения голливудской премии за фильм «Утомленные солнцем». Красивейшие эти места он углядел с правого, крутого и высокого берега Оки, где проходили съемки   «Сибирского цирюльника».

Церковный порядок известный в России режиссер (на то он и режиссер) знал хорошо. Прошелся вдоль ряда икон с поцелуями и прикладыванием лысого лба к ним, постоял с немногочисленными мужиками, которые едва заметно наклонили головы, приветствуя его, как всякого нового и обычного прихожанина. Минут через пять перешел к иконам левой стороны, и почти тут же вышел юный алтарник и легко, привычно тронул знаменитый,  надутый рукав пуховика. Михалков, не ломаясь, тронулся за ним к потайной двери иконостаса. Служка, прежде чем открыть её, поцеловал ногу святого Стефания, изображенного на иконе, приложился детским лобиком, а потом вошел. Михалков, не спеша, со знанием дела прикрыл дверь за ним, и, так как был значительно выше сопровождающего, с замедленной театральностью наклонился к иконе. Все выглядело по-киношному. Поцеловал святого в плечо, потом замер, выдержал  паузу (вспомним Станиславского и его учение о паузе), приложил лоб и только после этого вошел в то место, куда посторонним входить запрещено. Помещение за царскими вратами символизирует рай.

-За что такая честь? - шепотом спросил я у словоохотливых соседок, - Он много денег жертвует церкви?

-Нам о том ничего неизвестно, – с мудреной расстановкой слов в простом ответе сказала одна из них.  Светлые их лица были оживлены. То ли от прихода Михалкова, то ли от общения с Богом.

Кто есть известный человек? Прежде всего, это железный характер, владелец которого не сомневается ни в одном из своих поступков. Все они для него святы, правильны и единственно верны. В деревне о таких прямо говорят – нахал. Среди окультуренной части населения существует более мягкая формулировка – творчески дерзкий. Как в спорте тренеры, готовя подопечного к состязанию, советуют проявлять спортивную злость. Все понимают, что наглость, дерзость, злость – отрицательные качества, но смягченные красивыми эпитетами они неожиданно переходят в разряд добродетельных. Если бы люди дерзили и злились только на себя, как предполагают красочные словесные вставки (творческий, спортивный) – это бы, куда ни шло. В жизни, к сожалению, по другому, но люди охотно прощают хамское к себе отношение кумиров, господ, если те, хоть на йоту, окажут им внимание и кинут крупицу заботы.

Кто впервые выделился из родового общества и стал впоследствии князем, ханом, баем, беем? Правильно! Дерзкие, то бишь, наглые. Они всё «могли», на всё были согласны, лишь бы руководить и командовать, и, главное, их отличала бешеная энергия. Нет, это сказано не в упрек им: руководители всегда нужны. И нельзя  сказать, что были они без искорки ума и таланта. Но и только. Другие, истинно талантливые и умные, наблюдали, размышляли, изобретали для первых колесо, а те обращали его в колесницу, чтобы быстрее катилась на врага, кололи кремень, ковали бронзу, железо, чтобы добыть пропитание за счет убойных наконечников для стрел, дротиков, копей, а те убивали ими недругов ради первенства, отнюдь  не спортивного.

Так родилась, создавалась и росла (растет) элита в любом из обществ. В царской России она не сказать, чтобы была плоха и несовершенна. Её вынашивали, кормили и пестовали столетия. Энергичные, уверенные в себе люди, образованные и деятельные, они не стеснялись обратить на себя внимание при любом удобном случае, когда другие отходили в сторону. Маниловы и Обломовы среди них были скорее исключениями, чем правилом.

Однако столетия неконтролируемой власти избаловали их, сердца затвердели и заплыли жирком чванства и высокомерия. Народ воспринимал их, говорящих, в основном, по-французски, как чужаков. Великий русский философ Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) верно подметил: «Однако народ на купца, который не носил фрака, содержал посты и строил церкви, смотрел более как на своего человека, чем на такого чиновника или учителя (добавим и помещика – М.Ч.) какие бы добрые и честные, и бедные люди они не были. Здесь (имеется Россия – М.Ч.) не было, как в новой Франции, антагонизма между бедностью и богатством (и не могло быть по самой сложности нашего прежнего устройства); здесь был антагонизм между европеизмом и народностью».

Раз не свой, то чего жалеть-то? Вот почему русские дворяне были так ненавистны крестьянам, без разбору их убивающим, палившим усадьбы, уничтожающим книги, иконы, неожиданно ставшими символами зла и ненависти. Да, да и иконы, потому что бесчисленные молитвы Богу о даровании трудовому люду достойных условий жизни остались без ответа. Но кто знает, может Бог не захотел принять просьбы крестьян, потерявших после реформы 1861 года смирение, стыд, поклонение старшим, преемственность традиций. Не в этом ли суть русского атеизма, охватившего почти поголовно всех крестьян, особенно мужского пола?

И потому православные заповеди, казалось бы, навечно вросшие в сознание богобоязненных русских крестьян, не спасли их души от дьявольского искушения убивать, насиловать, грабить. Хотя помещики к 1917 году уже не являлись угнетателями крестьян после отмены крепостного права и реформ Петра Столыпина. Они сами стали экономическими изгоями и, как могли, доживали свой «золотой» век, а обедневшие дети их порой пополняли ряды борцов против самодержавия, которому всей жизнью были обязаны отцы.

Народу не жаль было дворянских гнезд, подаривших не только русской, но и мировой цивилизации десятки светлых умов: писателей, поэтов, музыкантов, певцов, архитекторов, художников. Даже бедную и невзрачную на вид усадьбу А.С.Пушкина в селе Михайловском Псковской губернии спалили дотла. Не пожалели! Но вот в нижегородском селе Большое Болдино были в числе крестьян те, кто любил не только Пушкина, но и Россию, они-то и организовали защиту усадьбы от мародеров, дежуря и днем и ночью с оружием в руках.

Большинство же крестьян стали под руководством большевиков (тех же крестьян, но лентяев на земледельческой работе) мародерами. Казалось бы, они, робкие, терпеливые и богобоязненные крестьяне, но уничтожили многовековой пласт русской  культуры почище германских варваров, разрушивших Рим. Почему? Ответ мы опять найдем в философских трудах упомянутого выше консерватора и патриота Константин Леонтьев от 1874 года. Он зорко подметил отрицательные результаты реформы 1861 года и, прежде всего, «зазнавшихся мужиков, которые от прежнего характера своего сохранили только лукавство и пьянство, но утратили ту черту смирения и покорности, которая их так красила и смягчала».

В революции победителей почти не бывает. Пострадали все! Дворяне большей частью погибли в Гражданской войне, их расстреливали в застенках ЧК, топили заживо в Черном, Белом и других морях, реках и озерах России, заживо сжигали в своих усадьбах, тысячами вытесняли за границу. И кто пожалел и всплакнул по ним, кроме родственников? А ведь они были единственными носителями культуры в России. Потом крестьян помолотила коллективизация, потом погибли и первые большевики, мешавшие «усатому грузину» возрождать Имперскую Россию с её славными историческими корнями.

Почти никто кто из участников гибельного для страны революционного процесса не любил Родину, Россию. Вот главный ответ на вопрос: «Почему не «везёт» России?». Ни крестьяне, ни дворяне, ни чиновники, ни революционеры, ни царь не думали, что наносят вред России своими импульсивными, необдуманными действиями, и все, естественно, жестоко просчитались и пострадали.

Надо учить этой любви, при которой осознанно отдаешь ум, знания, здоровье и жизнь Отчизне. Надо учить! Да, да, да учить и, прежде всего, восстанавливать и пропагандировать преемственность исторических основ страны. Разумеется, не только по учебникам, или специальным программам, а всем образом жизни и воспитания в семье и обществе. Централизовано, планомерно, истово. Я специально редко использую слово «патриотизм», которое оплевано либералами и русофобами, хотя и те, и другие, суть одно.

Кто-то из историков, верно, определил причину одного из печальных фактов Великой Отечественной войны: 3,5 миллиона советских военнопленных в начальные полтора года войны. Отступали и сдавались в плен «старики», родившиеся в царской России. Перелом в войне наступил только с приходом на фронт молодых людей, наученных любить советскую Родину.

Стратегически мудро поступала советская власть, когда преподавала молодым эту науку и воспевала историю имперской России. Известен случай, когда после спасения челюскинцев Бернард Шоу сказал: «Что вы за страна! Полярную трагедию вы превратили в национальное торжество…». Почему бы нет? Ведь смогли же бледнолицые янки трагедию поголовного уничтожения краснокожих индейцев превратить в гордую эпопею, растиражировав её в сотнях голливудских вестернов. И этого не хотят видеть прошлые и современные демократы, не смог заметить и умнейший английский драматург, но заметил не менее умный и язвительный Марк Твен. Обращаясь к своим землякам, он сказал: «Ваши предки ободрали его (имеется ввиду индеец – М.Ч.) живым… Но он же был человек, господа, - а с людьми так еще никогда не обращались!»

Почему стержень государственной политики США не гнется 230 лет, а Россию мотает по дорогам истории, словно пьяного мужика? Потому что история Америки нашпигована патриотическими мифами, как украинское сало чесноком. Потому что любую из множества агрессивных войн против суверенных стран, проводимых США, президенты, все, как один, называют борьбой за демократию. Потому что быть неспортивным – непатриотично, нарушать закон – непатриотично, распространять порочащие политику государства слухи и печатать негативные статьи – непатриотично, один ребенок в семье – непатриотично, быть бедным - непатриотично. На всем пространстве Америки главенствует единая система мнений о патриотичности, хотя американцы нация индивидуалистов. Никто не смеет оспорить основы патриотичности. Я жил в Америке – знаю.

Более о том разительном несходстве в государственной политике, формирующей учение любви к Родине, что существует между США и Россией, говорить больно. Еще лишь напомню, что, как только начинается охаивание русских самими «русскими» и преклонение перед Западом – жди беды. Вспомните Смутное время, начало ХХ века и его конец, а также сегодняшнюю, безрадостную жизнь простого народа. А ведь сотни русских умов предупреждали о враждебном и разрушительном для России влиянии Запада. Карамзин, Пушкин, Хомяков, Леонтьев, Достоевский, Тютчев, Данилевский, Менделеев, Столыпин – всех не перечесть.

И вовсе пронзительно, можно сказать, со слезами на глазах пророчествовал в 1898году святитель Феофан Затворник: «Нас увлекает просвещенная Европа… Но там восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие; оттуда уже перешли они и переходят к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня…

Если опомнимся, то Бог милует нас, а если не опомнимся, пошлет Господь на нас учителей, чтоб привели нас в чувство и поставили на путь исправления, или накажет нас. Это не пустые слова. Ведайте, православные, что Бог поругаем не бывает.

Западом наказывал и накажет нас Господь, а нам в толк не берется… Завязли в грязи западной по уши, и все хорошо. Есть очи, но не видим; есть уши, но не слышим; и сердцем не разумеем.

Господи, помилуй всех нас! Пошли свет Твой и истину Твою!»

Не надо более слов на эту тему. Больно, но всё не унимаемся.

И хочется спросить, прежде всего, себя. К кому из здравствующих ныне известных россиян может обратиться общественность с призывом войти во власть и вести народ в «прекрасное будущее» (пока поставим эти слова в кавычки). Так, как пришли в конце прошлого столетия представители народа Аргентины к выдающемуся кардиохирургу современности Рене Фавалоро и сказали примерно так: «Народ хочет, чтобы вы стали президентом. Выдвигайтесь, мы проголосуем за вас». Он отказался из-за преклонного возраста.

Здесь уместно вспомнить некоторые факты биографии Рене Фавалоро, для того чтобы понять: кто из живущих ныне знаменитостей в России похож на народного героя из далекой латиноамериканской страны. Сын официантки и столяра родился в 1923 году в небольшом аргентинском городке. Получил высшее медицинское образование в университете города Ла-Плата и остался в нем на должности помощника профессора кафедры анатомии. Движимый любовью к простым людям покинул престижное место и уехал вместе с братом в глухую деревеньку на юге страны, в которой, экономя каждое песо, построил небольшую больничку с операционной и рентген кабинетом. Там он осознал тягу к сердечно-сосудистой хирургии. Потому-то он, 38-летний, в 1962 году вместе с женой (!) оказался в знаменитой клинике Кливленда (США), где профессор Дональд Эффлер предложил ему место обсервера (наблюдателя) без какой-либо зарплаты. Чтобы не умереть с голоду Рене работал санитаром и выхаживал больных, одновременно создавая собственную картотеку из тысяч коронарограмм с подробнейшим изучением каждой. И вот 9 мая 1967 года впервые в мире сделал операцию по замене полностью окклюзированного (забитого) участка правой коронарной артерии венозной вставкой, взятой из ноги пациента. Эта операция получила в дальнейшем известное во всем мире название аорто-коронарного «шунтирования» и спасла жизнь миллионам людей на планете.

Это не все. Ставший мировой известностью Фавалоро понимал, что его талант, его руки, прежде всего, нужны людям его бедной Родины и одновременно сознавал, что уход из американской клиники, которой он сделал имя, будет неправильно понят меркантильными американскими коллегами. Они впоследствии действительно сочли его сумасшедшим. На пике славы, в 1970 году, он уехал на Родину, чтобы создать в Буэнос-Айресе Центр грудной и сердечно-сосудистой хирургии.

«Я буду счастливейшим из смертных, когда увижу новое поколение молодых аргентинских хирургов в крупных городах страны, способных самостоятельно решать проблемы оказания медицинской помощи пациентам с сердечно-сосудистыми заболеваниями на самом высоком уровне», - говорил он, начиная работу на Родине. И это ему полностью удалось! За 27 лет он выполнил тысячи операций и подготовил 450 молодых хирургов высочайшего уровня. Наряду с этим выступал с докладами не только по вопросам медицины, но воспитания и обучения детей, скотоводов-гаучо, батраков. Вот тогда-то и захотели аргентинцы, чтобы он стал президентом страны.

Для осуществления своей многопрофильной работы он создал фонд (Favaloro Fondation), который к 2000 году задолжал (увы!) 40 миллионов долларов. Никто из правительства и богатых людей Аргентины не помог ему, хотя он обращался к ним не раз. Для честного и щепетильного хирурга проблема долга стала неразрешимой проблемой, и 29 июля 2000года, в возрасте 77 лет Фавалоро направил на свое уставшее сердце дуло револьвера. Один из аргентинских телевизионных каналов, узнав о заявлении правительства, что оно-де не причастно к смерти хирурга, в течение трех дней показывал одну и ту же картинку с изображением мертвого Фавалоро. При этом звучало танго, а на экране светилась единственная строка «Пляски над телом Фавалоро».

Хочется ещё раз навязчиво (да извинит меня терпеливый читатель) спросить: к кому из россиян хотелось бы придти миром и попросить на «царство»? Да, есть те, кто мелькает на экранах телевизоров и они, конечно, не из шоу-бизнеса, а достаточно серьезные и уважаемые люди, чьи имена на слуху. Ну, например, уровня Никиты Михалкова. И с сожалением хочу признать: нет, не тянет меня к ним, и, вероятнее всего, мало ошибусь в подобном мнении, и других жителей России. И не потому, что боюсь (и в то же время «и потому») ошибиться в выборе, как накололись в 1991 году россияне, единым, многотысячным криком выдавливая из глоток «Ельцин», а потому, что в глубине души своей знаю об их неспособности отдать себя для народа.

Почему мы сомневаемся в них? Потому что они больше всего любят себя в науке, медицине, власти, эстраде, а не науку, медицину, искусство для  народа. Я имею в виду деятельную любовь, то есть искреннюю заботу, внимание, уважение, а не красивые, но пустые слова, не подкрепленные делом.

Да, осчастливил Никита Михалков жителей деревни Щепачихи, дав им работу егерей, домработниц, посудомоек, сторожей; да, навел порядок на 28 тысячах гектар леса так, что местные говорят с уважением: «У него не побалуешь!»; да он новоявленный помещик, проповедник русской культуры, читающий философа Ивана Ильина. Так, может быть, именно в этом выход России из того тупика, в который загнали её либералы: в создании «нового, особого рода феодализма», способного по словам К.Н.Леонтьева «стянуть, расслоить и этим дисциплинировать слишком широкую и слишком однообразную Россию».

Уж, если мы совершили в 1991 году контрреволюцию и говорим, что возврата к социалистическому «рабству» нет, то давайте следовать советам своих, русских пророков, к которым принадлежит самый последовательный консерватор России Константин Николаевич Леонтьев, а не западных либералов, мечтающих демократически поработить ослабевшую Россию. Давайте вновь сословно расслоим Россию: создадим национальную  аристократию, из людей, любящих Россию и народ, строящих в России, а не на Западе, заводы и фабрики, не переводящих деньги в зарубежные банки, занимающихся благотворительностью, как русские купцы-старообрядцы. Давайте возродим помещиков, как Никита Михалков, умеющих и желающих навести порядок на русской земле, чтобы она кормила россиян своими плодами, а не зарубежными. Однако при этом земля должна быть «ношей государственной», - так советовал К.Н, Леонтьев. Трудно таких порядочных людей найти? Но у власти нет желания их искать.  Давайте восстановим Святейший Правительствующий Синод с гражданским обер-прокурором, назначаемым главой государства. Давайте восстановим «право умной силы вместо силы глупых прав» (К.Н.Леонтьев).

Простите, но Россия жить без «суковатой палки» не может в силу своей огромной территории и народного характера. О палке говорил другой талантливый консерватор Афанасий Фет: «Наставления приводили людей только к безобразным безумствам и плачевному изуверству, но не было примера, чтобы слово, не подкрепленное суковатою палкой, благодетельно подействовало на людей…». И этой «суковатой палке» закона власти или забывают, или применяют не по адресу, нарушая священный принцип справедливости, о котором говорил ещё в V веке христианский богослов Августин Блаженный. Говорил очень образно и запоминающе: «Что есть государство без справедливости? Шайка разбойников».

Пока же у нас «шайка разбойников», пока у нас президент не может применить суковатую палку к своим подчиненным чиновникам, разворовывающим российские богатства, пока у нас анархия власти и богатых людей. Их воровство  - и есть доказательство нелюбви к России, таких из России после конфискации имущества надо изгонять.

В заключение хочу привести советы К.Н.Леонтьева по организации государства Российского, данные 125 лет назад, но не утерявших своего значения и силы:

«1) Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно.

2) Церковь должна быть независимее нынешней. Иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее. Церковь должна смягчать государственность, а не наоборот.

3) Быт должен быть поэтичнее, разнообразен в национальном, обособленном от Запада единстве. (Или совсем, например, не танцевать, а молиться Богу, а если танцевать – то по-своему, выдумывать или развивать народное до изящной утонченности и т.п.).

4) Законы, принципы власти должны быть строже, люди должны стараться быть лично добрее; одно уравновесит другое.

5) Наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе».

И до тех пор, пока власть не научится им следовать, пока она остаётся лишь «шайкой разбойников», не уважающей народ свой, то есть Родину, так, как аргентинец Фавалоро, Россию будет мотать по дорогам цивилизации, как последнего, пьяного мужика до тех пор, пока не сгинет под забором.

P.S. И в качестве постскриптума отвечу на иступленный вопрос Н.Сванидзе, несколько раз заданный С.Кургиняну в одном из многочисленных споров. Вопрос звучал так: «Так кто же такие либералы?» Отвечу словами того же Константина Леонтьева: «Система либерализма есть, в сущности, отсутствие всякой системы, она есть лишь отрицание всех крайностей, боязнь всего последовательного и всего выразительного. Эта-то неопределенность, эта растяжимость либеральных понятий и была главной причиной их успеха в нашем поверхностном и впечатлительном обществе… у либералов всё смутно, всё спутано, всё бледно, всего понемногу». Доказательством могут служить все те трудности, испытываемые ныне либеральной, объединенной в ЕС, Европы, ну и, конечно, России. Более жесткая Америка ещё держится, хотя все знают, какой у неё долг.     

Тумботино - Нижний Новгород, апрель 2012г.