Михаил Чижов

-За что такая честь? - шепотом спросил я у словоохотливых соседок, - Он много денег жертвует церкви?

-Нам о том ничего неизвестно, – с мудреной расстановкой слов в простом ответе сказала одна из них.  Светлые их лица были оживлены. То ли от прихода Михалкова, то ли от общения с Богом.

Кто есть известный человек? Прежде всего, это железный характер, владелец которого не сомневается ни в одном из своих поступков. Все они для него святы, правильны и единственно верны. В деревне о таких прямо говорят – нахал. Среди окультуренной части населения существует более мягкая формулировка – творчески дерзкий. Как в спорте тренеры, готовя подопечного к состязанию, советуют проявлять спортивную злость. Все понимают, что наглость, дерзость, злость – отрицательные качества, но смягченные красивыми эпитетами они неожиданно переходят в разряд добродетельных. Если бы люди дерзили и злились только на себя, как предполагают красочные словесные вставки (творческий, спортивный) – это бы, куда ни шло. В жизни, к сожалению, по другому, но люди охотно прощают хамское к себе отношение кумиров, господ, если те, хоть на йоту, окажут им внимание и кинут крупицу заботы.

Кто впервые выделился из родового общества и стал впоследствии князем, ханом, баем, беем? Правильно! Дерзкие, то бишь, наглые. Они всё «могли», на всё были согласны, лишь бы руководить и командовать, и, главное, их отличала бешеная энергия. Нет, это сказано не в упрек им: руководители всегда нужны. И нельзя  сказать, что были они без искорки ума и таланта. Но и только. Другие, истинно талантливые и умные, наблюдали, размышляли, изобретали для первых колесо, а те обращали его в колесницу, чтобы быстрее катилась на врага, кололи кремень, ковали бронзу, железо, чтобы добыть пропитание за счет убойных наконечников для стрел, дротиков, копей, а те убивали ими недругов ради первенства, отнюдь  не спортивного.

Так родилась, создавалась и росла (растет) элита в любом из обществ. В царской России она не сказать, чтобы была плоха и несовершенна. Её вынашивали, кормили и пестовали столетия. Энергичные, уверенные в себе люди, образованные и деятельные, они не стеснялись обратить на себя внимание при любом удобном случае, когда другие отходили в сторону. Маниловы и Обломовы среди них были скорее исключениями, чем правилом.

Однако столетия неконтролируемой власти избаловали их, сердца затвердели и заплыли жирком чванства и высокомерия. Народ воспринимал их, говорящих, в основном, по-французски, как чужаков. Великий русский философ Константин Николаевич Леонтьев (1831-1891) верно подметил: «Однако народ на купца, который не носил фрака, содержал посты и строил церкви, смотрел более как на своего человека, чем на такого чиновника или учителя (добавим и помещика – М.Ч.) какие бы добрые и честные, и бедные люди они не были. Здесь (имеется Россия – М.Ч.) не было, как в новой Франции, антагонизма между бедностью и богатством (и не могло быть по самой сложности нашего прежнего устройства); здесь был антагонизм между европеизмом и народностью».