Михаил Чижов

Молодость для меня существует как судья

моих сегодняшних мыслей и дел.

Константин Паустовский

Зима казалась нескончаемой. Особенно длинным был пасмурный февраль. Алексеем Михайловичем все более и более овладевала не свойственная ему апатия, хотя объективных причин для этого вовсе не было. Интересная работа, уважение подчиненных и начальства, неплохой заработок, спокойная семейная жизнь. Чего еще желать? Но невесомая ранее усталость накапливалась и словно маленькие капли ртути сливалась в единый, зловредный сгусток, утяжеляющий мышцы и отравляющий сознание. В конце рабочего дня в левой стороне груди нарастала пугающая пустота, затрудняющая дыхание. Хотелось наполнить легкие очищающим воздухом, но частые вздохи не приносили облегчения. Масса служебных бумаг, которые приходилось частенько брать домой для неспешного принятия по ним решения, делали рабочий день нескончаемым и сжимающим личное время до исчезающей по скудности малости.

Хотелось побыть одному. Остаться наедине со своими мыслями где-то в глухой, полузабытой деревне, над домами которой вьются один-два дымка. В прежние годы он так и делал: брал недельный отпуск, договаривался с приятелями об аренде пустовавшего зимой деревенского дома (их сейчас больше, чем жилых), предпочитая каждый год менять дислокацию. В марте, когда появлялся наст, он гонял на лыжах по полям и лугам, запасаясь впечатлениями. Как ни странно, одиночество лечило: уходила хандра, свежел ум, наливались силой мышцы.

Но в этот год работа не отпускала. Наступил март, вот-вот растает снег, а он еще мается в городе, не имея возможности совершить традиционное свое действо. Душа требовала новых ощущений, приходящих лишь с переменой мест.

«Порадовать себя хоть новой книгой»,— подумалось как-то Алексею Михайловичу, и он заглянул в книжный магазин. «Время больших ожиданий» — сразу же бросился в глаза заголовок, а сердце дрогнуло от знакомого имени — Паустовский! Подзаголовок: «Повести. Дневники, письма».

«Боже мой! Как это приятно вспомнить любимого писателя и узнать о нем что-то новое, неизвестное»,— предвкушал вечером Алексей, удобно располагаясь в кресле. Он вчитывался в знакомые и полузабытые строки «Повести о жизни», и в голове теснились воспоминания…

...Над Коми стояла жара. Полуденное солнце было особенно нетерпимо студентам строительного отряда, одетым по-походному. Ноги томились в резиновых сапогах. Поезда все нет и нет. Запах перегретого угля щекочет ноздри. Испарения креазота, топлива и масел, идущие от шпал, душным маревом колышутся вдали, переливаясь сизо-сиреневыми оттенками. Глаза смыкаются.