Михаил Чижов

Они с азартом рассказывали о своих поездках на велосипе­дах и всех прелестях, встреченных ими на пути, что полузабы­тый прокатный пункт с их легкой руки стал моден. Многие про­пускали даже обед.

Как-то, собираясь в очередной раз на велосипедную прогул­ку, Римас попросил:

— Возьми мне велосипед, а то все разберут,— и подал пас­порт.— Я немного задержусь, чтобы позвонить домой жене.

Дожидаясь своей очереди, Алексей машинально рассматри­вал паспорт своего нового друга. «Руйкас» — прочитал он на пер­вой строчке молоткастого и серпастого. «Римгаудас» — на вто­рой. «Виктольевич» — на третьей.

«Руйкас — рукастый,— подумалось Алексею. Что-то в этом рассуждении показалось знакомым, будто он когда-то уже так говорил или думал.— Что-то подобное было! Но где?» Момен­тального ответа не последовало. Алексей стал мучительно вспо­минать: почему эти далекие, нерусские имена ему знакомы? Стремительно стало падать настроение. Он знал за собой осо­бенность, что пока не вспомнит, будет мучиться воспомина­ниями. Муки поиска, когда мысль или слово, казалось бы, най­денные, неожиданно исчезают, словно вспугнутая стая птиц, бывают нестерпимыми. Алексей вспомнил советы матери: «За­хлестнуло! Не торопись. Потом вспомнишь». И действительно, все вспоминалось, хотя и не сразу.

— Римас, извини, почему у тебя в паспорте написано по­хожее, но другое имя? — спросил Алексей осторожненько, бо­ясь прослыть бестактным.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся он весело.— Это естественное со­кращение, как у вас, русских. Таня, Маня, Миша. Только у нас чаще всего выбрасывают середину полного имени, как, напри­мер, у меня. Римгаудас — Римас.

Алексей тоже рассмеялся, хотя не так весело, как друг. Заноза поиска уже сидела в его мозгу.

Где только не пришлось им поездить. Неман, получив здесь свободу после Гродненской возвышенности, растекался широ­ко и привольно, образуя живописную долину Райгардас. В пе­реводе с литовского — райский город.

Римас с любовью рассказывал предание об этом месте. Они с Алексеем стояли на месте символической границы с Белорусси­ей, на возвышенности, которая обрывалась крутым, заросшим лесом склоном в легендарную долину, где тихо струился Не­ман. Будто в далекие времена здесь находился райски богатый город. Однако жители его из-за жадности провинились перед своими богами, и те, не стерпев обиды, разверзли землю под его домами. Судьба ветхозаветных Содома и Гоморры нашла от­ражение и в литовском эпосе.

Римас ложится на землю, покрытую прошлогодней хвоей, и приникает к ней ухом.

— Если прислушаться, то, как говорят святые люди, мож­но услышать звон церковных колоколов,— медленно произно­сит он и затихает.