Михаил Чижов

Глубокой ночью я неожиданно проснулся, словно кто-то долго и неотрывно смотрел мне в лицо, и резко, не раздумывая, встал. Вышел на кухню, попил воды и подошел к окну. Под желтым светом мощной галогенной лампы сверкали миллиардами алмазных льдинок высокие сугробы, схваченные после мартовского полуденного солнца ночным морозом. Белая поземка невесомыми нитями неслышно тянулась по черным лентам-проталинам асфальтовой дороги. Я выключил свет, и в окно тотчас же полезла паутина теней тонких ветвей березы, замерзающей около дома. Ни единой машины, ни души.

Конец марта с крепкими морозами был удивительно непохож на все предыдущие, мной прожитые. Лишь однажды, в классе шестом-седьмом я, возвращаясь вечером после второй смены из школы, обморозил щеку (идти надо было полтора километра). Тогда полный диск луны только-только выкатился из-под горизонта и был неправдоподобно огромен и ярко желт между тёмными пятнами «морей». Ночная красавица ещё не горела в обычную силу, отражая земной свет, а только, тлеясь, впитывала его, словно наполняясь энергией на долгую ночь. Поднявшись, луна побледнела, уменьшилась и стала похожа на себя, осветив в полную силу всю округу с маленькой фигуркой, затерявшейся средь высоких сугробов. И день этот, последний учебный перед весенними каникулами, со стужей на дворе за минус 20 и желтой луной, помнится мне до сих пор.

Всем известно косноязычие Виктора Черномырдина. Некоторые его перлы стали классикой жанра. Чего стоит мировой «бестселлер»: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Видимо, фамилия у бывшего премьер-министра России изначально была ЧерномОрдин, но для благозвучности букву «о» заменили на «ы». С этой замены и началась словесная круговерть в голове известного хозяйственника, а затем посла РФ на Украине. Вдумайтесь, люди добрые, представитель огромной страны не умеет говорить внятно. Неудивительно, что отношения с Украиной вконец завяли после такого посольства. Почти каждая фраза, вырвавшаяся из его уст, имеет двойной, а то и тройной смысл.

Мама как-то рассказала мне, подростку, незатейливую историю.

Отец её однажды сильно занемог. Попал под сильный ливень на покосе хлеба и промок до нитки, а наутро высокая температура и озноб.

-Время царское, какие там врачи. Лежит голова его на белой наволочке без движений, а вокруг неё словно нимб из чёрных смоляных волос бороды и волос, стриженных под «горшок». Принято было в ту пору так стричься крестьянам. День лежит, другой лежит. Ничего не говорит, еле дышит. Мы уж думали: помрёт. Много тогда смертей было. Сижу у железной кровати в изголовьях и тихо плачу. Вдруг тятя, - мама (да, и не только она) так звала отца, - очнулся, взглянул на меня, улыбнулся беспомощно и говорит: «Принеси, Нюша, яблоко мне. С той самой яблони, что я лечил», - мама примолкла, обуреваемая воспоминаниями.