Михаил Чижов

- Завтра я тебя вызову снова. Про…чи…та…ть ро…ман не...пре…мен…но. Спрашивать буду обо всех героях произведения…

Потом лицо ненавистной Лидочки закружилось, указательный палец ее превратился в нос, щеки одрябли, глаза вылезли из орбит, туловище согнулось, как у Бабы Яги. «Ведьма, я же говорил», - успел подумать во сне Поплавков, но следующее видение заставило тут же забыть предыдущее. Вместо улетевшей ведьмы нарисовалось губернаторское лицо, с кривящимся от злости ртом: «Когда уберешь мусор?» Опять выплыл крючковатый палец в виде орла. Потом палец выпрямился, потолстел и походил уже на дубинку, нависшую над несчастным двоечником.  

- Завтра!!! – заорал в ответ Антон Иваныч и проснулся в сильном волнении. С губ еще слетали последние звуки привычного слова. Сердце стучало в груди кувалдой, прыгающей по пустому листу железа.

Голова с похмелья трещала. Поплавков, слушая гром сердитого будильника, не мог от слабости поднять руку, чтобы прекратить эту пытку.

- Фу ты, черт, - наконец пробурчал, с трудом приходя в сознание, Антон Иваныч, - приснится же такое, да еще после назначения.

С проснувшимся вместе с ним раздражением он схватил с прикроватного столика «думку» и запустил ее в надоедливый будильник. Тот, брякнув что-то напоследок, захлебнулся.

«Вот тебе, зараза горластая. Будешь мне перечить», - пробормотал в похмельном кураже Поплавков и с трудом поднялся с постели.

От холодного душа тело свело падучей. Несколько секунд удалось выдержать перед тем, как пустить теплые струи, которые нежно согрели и обласкали его крепкое тело. «Я еще о-го-го, - самодовольно подумал он, глядя в огромное, во всю стену, зеркало. В нем эффектно отражалась сытая стать 52-летнего самца, гладко отполированная телами многочисленных любовниц. -Только вот лицо  после гулянки подводит», - с неудовольствием подумал он, рассматривая потолстевшие веки,  набрякшие щеки, распухший нос.

- Ничего, щас поправим здоровье, - успокаивая себя, пробормотал он и еще раз взглянул в красиво оформленное зеркало.

«Да, пришлось поискать подходящее», - горделиво подумал он о зеркале. От этой мысли раздражение несколько улеглось, а затем приятные воспоминания об успешных приобретениях, о карьере согревающим облаком ласково затуманили не совсем проснувшийся мозг…

Ах, как много пришлось побегать по деканатам, ректоратам (и секретаршам), чтобы пробить место в заграничной аспирантуре. Где теперь ректор, кричавший секретарше: «Больше не пускайте ко мне этого рыжего»? Нема. Сгинул правдолюбец на перестроечной волне перевыборной моды. Думал, наивный, что все его ценят и любят. Ан, нет. Любили только должность. Подсуетились те, кому он когда-то не потрафил. Вот и слетел. Да и он, доцент свежеиспеченный, слегка подтолкнул в силу своих возможностей. Хоть без роду и племени, но со связями.

Без отца не видать бы ему Венгрии, как своих ушей. За три года навел на себя лоску западного. Балатон, пляжи, мадьярочки. «О чем это я? Об отце. Спасибо, родной! Жаль, умер не вовремя: не помог после аспирантуры». Вот и пришлось после защиты кандидатской диссертации читать лекции и вести практические занятия в Alma mater.