Михаил Чижов

-Мама, ты наивный человек, - сказал Сидоров и грустно поймал себя на мысли, что вот и он рассуждает, как человек, давно забывший о своем детстве.

-Сходи, сходи, - настаивала мать.

-Послушай, скорее всего, будет еще одна травма, только душевная. Но, если даже найдут. Что в результате? Пожурят и отпустят восвояси, а потом виновник будет мстить. Моральный ущерб? Оценят его в 500 рублей. Ты пойдешь судиться из-за этих рублей?

-А может там банда орудует, и были уже заявления, и вы поможете прояснить ситуацию.

-Ни к чему хорошему этот визит не приведет, поверь мне.

-Сходи, - почти приказала мать и добавила: - Спокойной ночи.

-Какое уж тут спокойствие, - пробурчал Сидоров, заканчивая разговор.

Еще тревожнее стало у него душе. Сидоров попытался представить, как бы он повел себя на месте сына. Вспомнил, что и его с братом, когда семья переехала жить в другой район города, безуспешно пытались «подравнять» к стандарту нового места. Неудача озлобила местных, и как-то их встретила троица, один из которой сунул в бок брату нож. Хорошо, что нож оказался перочинным, а на брате была ватная фуфайка. Они скрыли от родителей этот неприятный случай, и местная шпана оставила их в покое. Но тогда нравы были несравненно проще, тогда, как любил повторять Сидоров, даже американцы сняли фильм «Римские каникулы», а теперь…

Раз ехал он в автобусе с Егоркой. Стояли в центре салона, а на задней площадке матерились полупьяные мужики. Сидоров по привычке добродушно пробасил: «Мужики, хватить мать-то вспоминать». Обычно нецензурщина прекращалась, но не сейчас. Шумная разборка продолжилась, а через 2-3 минуты от толпы отделился парень, на шее которого была наколота чернильно-синяя колючая проволока. Он шел по салону, заглядывая в лица пассажиров и, выдыхая перегар, с ненавистью в голосе вопрошал: «Где та падла, что устроила базар?» Сидоров уже говорил с сыном о чем-то другом, как до него с трижды повторенного вопроса дошло, что падла, обидевшая пьяниц, видимо, он. Но промолчал, и уголовник прошел мимо. А потом Сидоров оправдывал себя тем, что в завязавшейся драке (она, несомненно, началась бы) мог пострадать сын. И при этом сознавал, что просто струсил. Никакие «басни» об уме, находящем выход из сложного положения, ни о мудрости, не допускающей попадания в эти ситуации, не облегчили сделку с совестью.

Все мы когда-то стоим перед выбором…

Ночью он то впадал в зыбкое забытье, то приходил в себя так, что ни в одном глазу не было сна, и все думал: идти в милицию или нет. Тревожные воспоминания скользкими водорослями поднимались с илистого дна памяти и словно жгуты стягивали усталый мозг. Допущенные ошибки казались бесчисленными, а упущенные возможности громадными. В четвертом часу Сидоров встал с постели.