Михаил Чижов

Светало. Утренняя заря разбудила ветерок, и он, пошептавшись с листьями яблонь и вишен, стал играть с занавесками на окнах, наполняя мансарду свежестью проснувшегося сада. Глухая ночь - для спящего и прелестное утро - пробудившемуся. Он укрыл одеялом свернувшегося калачом от утренней прохлады сына, и подошел к окну. Пернатые обитатели сада уже сноровисто занимались своими делами, перелетая с ветки на ветку, спускаясь на землю, чтобы подобрать гусеницу или другую какую-нибудь живность для пропитания многочисленного и вечно голодного потомства. На ветке яблони, качающейся напротив окна, что-то мелькнуло, и Сидоров невольно пригляделся. Заметив внимание человека, птичка не испугалась, а даже перепорхнула на другую, поближе к нему ветку, и внимательно глянула на хозяина дома. Сколь не мимолетен был этот взгляд, но Сидоров вдруг ощутимо прочитал вопрос в черных глазках-зернышках горихвостки: «Ты, добрый? Тебе можно доверять?» Сидоров улыбнулся: «Не обижу!» - и подумал, верно, рядом гнездо с птенцами. Наверно, под крышей летнего навеса. На душе потеплело. В прошлом году эта пара горихвосток высиживала птенцов в недостроенной подшивке крыльца. Он вспомнил, как бесстрашно крутилась перед его лицом самка, не давая войти на крыльцо, на котором трепыхалось плохо умеющее летать дитя. 

«Мы-то чего стесняемся, чтобы защитить своих детей», - подумал Сидоров и решил все же сходить в милицию.

Утром, подходя к той самой злополучной остановке, он взял сына за руку и почувствовал, как напряглось, вплоть до дрожи, всё его худенькое тело.

-Посмотри: какой номер автобуса, - спросил он быстро, переключая внимание сына.

Егор ответил. Маршрут был не тот, но Сидоров решительно скомандовал:

-Пошли, - и подумал про себя: «Не важно: пересядем на другой автобус», и окончательно решил для себя, что сегодня же он отправит мать с Егором в деревню. Время и смена обстановки лечат.

В старом, добротном здании районного отдела милиции, построенном еще в конце 50-ых годов прошлого века, в комнате дежурных за толстым органическим стеклом, закрывающим широкий простенок, двигались смутные тени. Свет от потолочной люминесцентной лампы, висевшей как раз над простенком, отражался от стекла, делая почти невидимыми обитателей комнаты. Кому и как говорить? Немолодой, немало поживший, уважаемый на работе специалист, Сидоров растерялся как мальчишка.

«Вот отгородились!» - нервно подумал он и замахал руками, словно утопающий, привлекая внимание дежурных. От клубка теней отползла одна, приблизилась к стеклу и стала что-то маячить, показывая на боковую поверхность стены. Впору было приставить руки к стеклу и, прижав к ним лицо, вглядеться в соседнюю комнату, как делают жители первого этажа в ответ на стук в окно. Сидоров, заводясь не на шутку, стал оглядываться. Наконец-то он заметил микрофон на «откосе» простенка, рядом была кнопка. Нажав на нее, Сидоров сказал:

-Я хочу написать заявление.