Михаил Чижов

«Наваждение способно материализоваться, - Сидорова заметно качнуло вперед, и ему пришлось опереться на доску объявлений. – Чертовщина какая-то. Как же растить детей теперь? Для кого? Для маньяка или вурдалака?». И все немного рассеявшиеся за время дороги безрадостные мысли вновь осадили его и стали терзать пуще прежнего…

…Сидоров ходит возле садового домика, и яркий огонек беспрерывно сменяемых одна за другой сигарет прочерчивает его путь в сгустившейся черноте короткой ночи. Он предчувствует полную невозможность сна в эту ночь и горестно оглядывается.

Полночь самого длинного, светового дня. Чернеющее небо, мрачные силуэты деревьев. Белые шапки пионов, словно пучки света от фонарика, прокалывают тьму, за забором светло-серая   дорожка. Она покрыта пылью, тончайшей пылью от глины, высушенной жарким июньским солнцем и протертой тысячами ног. Подвластная малейшему дуновению ветра, она сейчас спокойно лежит, дожидаясь нового знойного дня, чтобы еще более высохнуть, стать совсем невесомой. Пыль с нетерпением ждет ветра, как продажная девка ждет властного окрика жестокого, но временного  хозяина, чтобы закрутиться в бешеном танце пыльного смерча. 

Больное воображение Сидорова рисует картину пыльной бури, скрывающую без следа все построенное, выстраданное, выросшее. Вот оно неприметное с виду зло, лежащее под ногами и при ветре готовое тут же залепить рот каждому. Пыль вездесуща, она разная: домашняя, уличная, канцелярская, милицейская. После нее надо  прочищать уши, нос, глаза и просто смывать грязь, а  времени и сил для этого все меньше и меньше.

Сидоров присел на ступеньку крыльца и вдруг почувствовал себя никому не нужным, усталым стариком, стоящим на краю уходящей жизни.