Михаил Чижов

«Сейчас и вас затрясет!» – хотел нагрубить он, обидевшись и не приняв шутки, но сдержался, хотя знал, что «приподнятые» нервы помогают в трудные минуты. Он решил беречь сознание до конца и узнать, что же с ним приключилось и почему из него, как из жертвенного барана, безостановочно течет кровь. Он надеялся, что ему еще рано класть в рот монету, чтобы паромщик Харон перевез тело на другой, неживой, берег к вратам Аида.

«Срочно», «быстро», «эхограмму», - доносились сверху и сзади слова, и совсем уж резко и с раздражением: «Да, и накройте чем-нибудь больного!» Прикатили переносной аппарат, снимающий эхограмму.

Зазвучали новые слова: «перикард», «кровотечение», «анастомоз», «операционный стол», «слетела клипса». При чем тут женское украшение, подвешиваемое к ушам модницами? Зачем здесь это слово, столь чуждое кардиохирургии? Почему слетело? Как это слово похоже на «кляксу». Оно  точнее в данном положении: наставили-то «клякс» хирурги, а не женщины, пользующиеся этими похожими на слух безделушками.

Другие, круглые, ярко-синие глаза уставились на него. Аккуратно подкрашенные они лучились лаской и радостью, казалось столь неуместной здесь среди крови и печали. Бейдж с фамилией, именем и отчеством почти навис над ним, когда она освобождала подключичный катетер и стала вводить новый раствор.

-Тонечка? – полувопросительно и фамильярно спросил он, чувствуя, что имеет на это право.

-Да, да. Родное имя? – улыбнулась она. Улыбка согрела его.

-Вполне. – Он помолчал. Времени оставалось мало. - Что такое «клипса»?

-Зачем вам это знать? – также как и сестра Таня, ответила она вопросом на вопрос. – Не надо, не берите себе в голову.

Как глас иерихонской трубы загудел с небес приказ:

-Готовить к операции!

-Вы видите меня? – донесся нежный голосок Тонечки.

-Да, - он поднял глаза. Словно над глубоким колодцем, в котором он сидел, повисли взоры-звезды. «Как же быстро они опустили меня в колодец», - подумал он.

-Вы можете дышать?

В его колодец опустили трубку, и она мешала дышать, прижимая язык.

-Чуть поднимите, - он попытался растопыренными пальцами показать нужное расстояние.

-Глядите на нас, - приказали свыше. Это приказание было излишним: лица тех, что наверху, кружились в осеннем танце желтыми листьями, летевшими прямо в его глаза. Он зажмурился.

-Жарко?

-Да!

Как в перевернутый бинокль, в нескончаемой дали к краям окуляра прильнули маленькие овалы бледных лиц. Он глядел на них, ощущая себя раздавленным на дне колодца лягушонком, и ждал, что те наверху пошевелят шутливо и играючи пальцами, чтобы развеселить его, находящегося на краю жизни и смерти. В паху разливалось огненное тепло. Он плавился. Раздавлен, расплавлен и … выброшен.