Михаил Чижов

Проходил недавно мимо выставочного комплекса, что на главной площади Нижнего Новгорода возле стен 500-летнего кремля, как меня остановил приличного вида джентльмен и спрашивает с обидой в голосе:

-Википедия утверждает, что здесь, - он ткнул пальцем в старинное здание, - расположена выставка работ уникального художника Юркова. Сунулся, а мне говорят: нету никакой выставки. В кои веки побывал в вашем красивом городе, хотел посмотреть вашу достопримечательность, но…

- Всё врут календари, - ответил я словами из комедии Грибоедова «Горе от ума».

Ответить-то ответил, а на душе стало мерзопакостно, что так жестко, по чиновничьи, обошлись с памятью и творческими заслугами Александра Николаевича Юркова (1935-2014), родоначальника «флорийской мозаики» (личное его определение) и единственным её исполнителем на всём белом свете. Кредо своей мозаики Юрков остроумно определял так: «Леса, деревни, реки, горы леплю мозаикой из флоры». «Леплю» - это несколько уничижительное, но верное по сути определение. Весной, когда листва под ногами окончательно выцветет и не способна будет в дальнейшем менять свой колер, он отправлялся в пригородные леса и собирал свои «краски» под ногами, а в голове уже был готов сюжет новой картины. Картины, созданные без единого мазка масляной или какой-либо другой краски. Листья Юрков расщеплял на кусочки, порой на волокна и наклеивал их на картон обычным поливинилацетатным клеем (ПВА), разглаживал в меру горячим утюгом и картина готова. И тут не надо ставить слово «картина» в скобки – это были шедевры, никем не повторённые в целом мире. Тонкая работа пальцев, уникальное пространственное воображение и цепкая зрительная память, упорнейший, тщательнейший, каждодневный труд с любовью к профессии, людям и родной природе. Порой сюжет картин настолько грустен, что перед такими, как «Родительский дом», «Доступное жильё», хочется плакать.

К 130-летию со дня рождения Константина Паустовского.

Я ушёл от экзотики, но я не ушёл от романтики, и никогда от неё не уйду – от очистительного её огня, порыва к человечности и душевной щедрости, от постоянного её непокоя.

Паустовский о своём творчестве.

1

«Изучение незнакомого края всегда начинается с карты. Это занятие не менее интересно, чем изучение примет. По карте можно странствовать так же, как по земле, но потом, когда попадёшь на эту настоящую землю, сразу же сказывается знание карты – уже не бродишь вслепую и не тратишь времени на пустяки». Так писал Константин Паустовский о своей любви к путешествиям, которые он начинал с изучения карты и известной на тот момент литературы о крае, куда он собрался.

Ещё со школьной скамьи я знал этот совет знаменитого писателя и изучил карту Коми АССР, прежде чем отправиться туда летом 1968 года в составе студенческого отряда политехников на строительство газопровода «Сияние Севера». То была вторая очередь трубопровода из Вуктылского газоконденсатного месторождения, открытого в 1964 году. Я нашёл на карте, где находится посёлок Вуктыл, прикинул маршрут газопровода до Ухты и немного пофантазировал о том, где мы будем работать. Тогда всё делалось быстро: через четыре года после открытия газ дошёл до Ухты, а годом спустя до Череповца. По причине кадрового «голода» стройку в марте 1968 года объявили Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.

-И с чего это, - спросит читатель, - автора понесло в воспоминания о своей скромной жизни простого труженика? Ведь таких, как он, десятки миллионов. Надо говорить о гениальном писателе Константине Паустовском, а он о себе.

Татьяна Травкина ещё раз оглядела дочь Алину, собравшуюся в школу. Лёгкая тёмно-синяя болоньевая курточка на синтепоне, чёрные обтягивающие рейтузы, красная вязаная шапочка, из-под которой вылезала толстая русая коса. На ногах лыжные ботинки, за плечами рюкзак с книгами, тетрадями, юбкой и лодочками для переодевания. Во взгляде матери сквозит тревога и острая озабоченность. На улице мороз под 20 градусов, считай ночь (стрелки часов показывали 5-30), а дочери одной-одинёшеньки идти на лыжах из Миловидово четыре километра через метельное поле, через тёмный лес. Хорошо ещё, что вдоль давно неезженой, колдобистой дороге Алина с отцом накатала лыжню до соседнего села. Начались эти мучения с того дня, как сломался школьный автобус-доходяга, который заезжал за Алиной. Пока суть, да дело, запчасти и прочее, прошла неделя. Потом заболел шофёр, а замены не нашлось. Некогда из Мидовидова ходил рейсовый автобус, но районные власти сократили маршрут, отрезав немногих жителей деревни от «большой» земли.

Но там, куда дочь прибежит, её ждут не тёплые, хорошо протопленные классы, не подруги-одноклассницы, а старый насквозь промёрзший рейсовый автобус, еле-еле плюхающий в районный центр. Он почти пуст, но сесть и чуточку отдохнуть на сиденье невозможно, оно так холодно, что, кажется, к нему примёрзнешь. Автобус часто ломается, и не факт, что придёт вовремя, или вовсе не появится в промозглой морозной дымке, скупо светящий фарами с грязными стёклами. И тогда предстоит нелёгкий выбор: возвращаться домой или всё-таки бежать в школу ещё десять километров, надеясь на глупое счастье, что тебя подберет какая-нибудь попутка.