Михаил Чижов

Вольер был пуст. Внизу калитки, обтянутой металли­ст ческой сеткой, зияла дыра, часть сетки была оторвана от деревянной основы и загнута.

—Ушел, — чуть не взвыл Василий Иванович и для дос­товерности заглянул в добротную конуру. — Ушел, — еще раз, но уже тихим, бесконечно разочарованным голосом сказал он и устало прислонился к шаткой стене загона и стянул потертую, видавшую виды цигейковую ушанку, об­нажив обширную лысину.

—В чем дело-то? — не понял Костров и сдвинул на лоб дорогую пыжиковую шапку.

—А дело в том, Александр Петрович, — уважительно отозвался Андрей, сын Василия Ивановича, поднимаясь с корточек после обследования следов побега, — что Дунай, о котором я вам говорил и которого мы хотели взять в де­ревню, сбежал, выдрав часть сетки. Я осмотрел ее и уве­рен, что его не украли. Да и не украдешь его так, запросто. Если только усыпить. Папа, — спросил он недовольно, уже обращаясь к отцу, — что же ты так плохо прибил сетку? Шапку надень: рано еще прощаться-то.

—Эх, сынок, бес попутал, — с раскаянием признался ста­рый Василий Иванович, — да и силы-то уже не те.

—Будет, будет вам грешить на свои силы, — басисто про­рокотал Александр Иванович, с восхищением оглядывая коренастую и крепкую фигуру старого охотника.

—Виноват я перед ним, Дунаем-то бишь, очень вино­ват. Можно сказать, обидел я его. Ему ведь, если мерить мерками человечьими, как и мне, за 70. Вот и решил я вырастить ему замену и взял на воспитание полугодовало­го кобелька, черного, как смоль древесная. Да ненароком (до этого держал дома) показал новичка Дунаю. А тот, по­верите ли, сначала интеллигентно и мирно, без истерик, как старший брат, познакомился с будущим напарником и тщательно его обнюхал. Все бы, может, обошлось, но я, старый дурак, решил оставить Черныша в вольере. Тогда, видимо, нервы у Дуная не выдержали, и он, недовольный мною, зарычал «Р-р-р-р». Он как бы сказал мне: «Да, я старик. И мне пора на покой, но я сам уйду умирать, когда почую в этом нужду. Только дожить-то дайте в своей ко­нуре». Я понял его и хотел погладить, — Василий Иванович чуть не плакал. — Впервые он отвернул от меня морду. А глаза! Глаза — ледяное спокойствие и презрение, — Васи­лий Иванович всхлипнул как ребенок.

—Ладно уж. Не убивайся, — примирительно успокоил старого отца Андрей.

—Какой породы собака? — спросил Александр Петро­вич.

Василий Иванович так расчувствовался, что лишь мах­нул рукой.

—Очень удачная помесь породистого гончара и западно­сибирской лайки, — ответил за отца Андрей. — Редкой сооб­разительности и полезности пес: и на зайца, и на кабана, и на глухаря. Универсал, одним словом. Вот его мы с отцом и хотели с вами поселить, чтобы скрасить одиночество, да и безопасность соблюсти. Хотя у нас в деревне тихо, бояться некого.