Михаил Чижов

Дорожки своей извилистостью напоминают нам произволь­ное оформление российских мест вечного успокоения, но здесь с любого места петляющих тропинок, куда ни глянь, можно видеть идеально прямые линии белоснежных постаментов. Нет ни холмика, ни оградки, ни единого намека на обособленность территории. Четко и недвусмысленно реализуемое правило: перед Богом все равны — президенты, адмиралы, поэты, поли­тики, солдаты. 200 тысяч могил, 170 гектаров скорби.

Метров триста мы идем по прямой. Я начинаю волноваться: неужели так далеко от входа похоронен президент, ведь всех великих и трагически погибших обычно хоронят у входа на клад­бище. Макс успокаивает меня: вот схема, мы идем правильно. Дорожка наконец поворачивает вправо и ползет в гору. Среди деревьев на холме виднеется дорический портик прекрасного дома. Местечко Арлингтон — бывшая плантация приемного сына Джорджа Вашингтона, раскинувшаяся на холме и прилегающих к нему территориях. Дворец в античном стиле на вершине холма — это дом хозяина, из которого панорама столицы США видна, как на ладони.

Примерно на середине холма балюстрада, возле которой идеально ровное место, покрытое прямоугольными плитами из желтого песчаника не сплошь, а с чередованием зеленых лент травы. Среди них четыре сиренево-черных плиты: две большие в центре и две маленькие по краям. Муж, жена и два их ребен­ка: Патрик, которому Бог отвел 40 часов жизни, и девочка без имени, умершая при родах. Нелегкая судьба выпала на долю знаменитых родителей. До 2002 года были живы еще два взрос­лых потомка Джона и Жаклин: Кэролайн и Джон-младший, по­гибший совсем недавно при пилотировании одномоторного са­молета. Джон-младший, которому в год убийства отца было всего два года. Именно он стал героем самой эмоциональной по силе воздействия сцены во время похорон. Когда гроб после отпева­ния вынесли из собора, оркестр в последний раз заиграл гимн «Слава вождю», и военные взяли под козырек, маленькая ру­чонка тоже решительно поднялась в салюте. Эту сцену крутили десятки раз по телевизору, в сотнях тысяч фотографий она обо­шла весь свет. Маленький мальчик в коротком светлом паль­тишке, в белых, сбившихся носочках отдает честь погибшему отцу. За ним стоит сморщившийся, словно от зубной боли, дядя — Роберт Кеннеди, судьба которому отвела лишь пять лет после убийства старшего брата. Он был застрелен в упор. Не­счастная семья. Несчастная страна?

Под центральной плитой, слева, покоится простреленное тело Джона Кеннеди. На ней высечено полное имя, годы жиз­ни, католический крест и... более ничего. «Только для великих доступен такой лаконизм»,— с уважением подумал я. Вокруг ку­стики трилистника, любимого растения президента, посажен­ные Жаклин Кеннеди в годовщину смерти мужа. Рядом и ее мемориальная плита. Чуть поодаль, ближе к холму, желтый диск с трещиной по радиусу из того же песчаника, чуть-чуть возвышающийся над плоскостью могильных плит, в центре ко­торого вечный огонь. Я склонил голову и осенил крестом моги­лу, произнеся традиционное: «Господи, спаси душу усопшего Джона Кеннеди.— А потом добавил слова из "Гамлета": — Спи, убаюкан пеньем херувимов». Вряд ли кто еще в этот день осе­нял могилу Кеннеди православным знамением.