Михаил Чижов

-Жил-был такой барон Мюнхгаузен, врун и выдумщик, - начала рассказ бабушка. Васютка завозился, подкатываясь под теплый бок бабушки, предвкушая очередную историю.

И, словно в экране телевизора, видит он, как медведь догоняет барона, как тот лезет на дерево, а медведь за ним, как достает барон, упавший нож из снега, помочившись на него, как расправляется с огромным мишкой. Страшно и жутко от рассказа, но с бабушкой спокойно и надежно

-Вот я и спросила: не примерз ли ты к ведру, когда сикал? – заканчивает рассказ бабушка.

Внук понимает шутку и смеется.

-Спи, постреленок, завтра мама с папой приедут, а ты не выспавшийся. Ругаться будут.

-Смотли, бабушка, огонек все еще голит.

-Да, внучек, горит. Бывает так: и фонаря-то не видно, а свет от него неведомыми путями добирается до людей. Пусть не греет, но путь верный указывает. И от звезды свет долго идет, хотя, может быть, и нет уж её на белом свете. И от добрых людей свет идет, не гаснет никогда. Слово их мудрое, доброе и память, словно свет, живы.

-Как это, баб? – Непонятно говорит бабушка.

-Вырастешь, поймешь. Не все, правда, понимают. Даже взрослые. 

Перед взором засыпающего Васи замелькали лучи  фонарика, разрезающие темную, непроглядную ночь. Потом они слиплись в единый луч, высветивший несчастного раздетого человека, дрожащего на вершине большой березы, по которой полз кровожадный медведь с разинутой пастью и торчащими во все стороны кровавыми зубами. Как же спастись в таком случае?

-Бабушка, мне страшно, - шепчет внук.

-Не бойся, внучек, это всего лишь сказки, да выдумки. Все они заканчиваются счастливо, не так как в жизни, - она гладит его по волосам. - Спи, младенец, мой прекрасный, баюшки-баю. Тихо смотрит месяц ясный в колыбель твою…

-Бабушка, я же не маленький. Зачем ты поешь мне колыбельную песню?

-Это не просто колыбельная, это стихотворение Лермонтова. Я его очень люблю. Спи!

С бабушкой не поспоришь. Васютка усвоил это давно.