Михаил Чижов

— Отрыжь! — громко скомандовал хозяин.

И она, дрожа от возбуждения, присела в сторонке.

— Вот это воспитание,— уважительно произнес Степнин. Но состояние его радости улетучилось при виде недоумен­но стекленеющих глаз несчастного русака.

Хозяин собаки, довольно улыбнувшись, ловко надрезал су­хожилия передних лап зайца и, стянув шкуру чулком, отрезал заячьи голени и отдал их собаке, часто повторяя:

— Молодец Будка, аи какая молодец!

— Скажите, пожалуйста, вот гончая долго-долго молча бе­гает по лесу, но, лишь выследив парной след, лает. Этому надо учить?

— От рождения это. Порода. Генетика то есть. «Генетика»,— непростое слово тоненькой ниточкой вплелось

в мысли Алексея Михайловича.— «Господи, какие-то хромосо­мы соединяются в порядке, от которого зависит важнейший результат. И получается то ли умная гончая, то ли глуповатый ризеншнауцер, если соблюдаешь чистоту крови, а если на авось — то лохматая дворняга. Дворяне, вот, не знали ни о какой генетике, а не допускали смешанных браков, чтобы не получа­лось дворняг-бродяг. Вон родовитый Яковлев женился на немец­кой белошвейке, и в результате получился Герцен, разбудив­ший народовольцев-террористов, будь они неладны. Ох, непро­стое это дело — генетика. Почему же люди, соблюдая ее законы для собак, сами сходятся, с кем попало, как бездомные дворня­ги. И получаются потомки гораздо хуже... породистых живот­ных. И не только по деловым качествам. Еще Достоевский упорно пытался найти причину «карамазовской силы», но так, види­мо, и не нашел, судя по тому, как он, заядлый игрок, не мог побороть своей пагубной привычки. Наверное, не надо, как час­то принято, ссылаясь на Божье провидение, оправдывать свои ошибки».

После традиционного обеда, накрытого на капоте «Нивы», они бродили три часа и подстрелили еще одного русака, кото­рого Будка с бешеным лаем и каким-то непонятным стоном выгнала из неглубокого сырого оврага. Мех зверя от смертель­ной гонки и сырого снега промок насквозь, отчего заячья тушка была до унизительности мала и вызывала жалость. Глубоко вздохнув, Степнин отошел чуть в сторону и набрел на полянку промерзших грибов. Он толкнул ногой один из них, и тот, как стеклянный, разбился. Но Алексей все равно собрал их в па­кет, приговаривая: «Будет знатная грибная уха».

Расстроенный и неразговорчивый, лесник долго и почти без­надежно гудел в рог, зовя своего гончара,— тот бегал неведомо где и ничем не помог хозяину.

Промозглая сырость из заросших ольхой низин становилась все ощутимее. Октябрьский лес, еще недавно сырой, промер­зал. Волглый снег начал твердеть. Буро-коричневые листья, скру­ченные морозцем в причудливые спирали, сочно хрустели под ногами. Звонкая свежесть приходила на смену промозглой вяз­кой сырости. Звук охотничьего рожка долго-долго не таял в морозном воздухе.