Михаил Чижов

— Очень. Это наша обычная практика: старики как с ума сошли, без конца меняют свои завещания. Насмотрелись, наверное, зарубежных фильмов.— Она грустно улыбнулась и тя­жело поднялась со стула.

Павлов вертел в руках завещание и испытывал двойствен­ное чувство: неверия в происходящее и озабоченность от при­нятых на себя обязанностей перед этими людьми.

Через день в его рабочем кабинете раздался звонок. Прием­ный сын с интонацией, далекой от предыдущей угодливости, сказал:

— Завтра я определяю папу (Алексей вздрогнул) в псих­больницу, кстати, по блату, за деньги. Больница областная, а туда городских не берут. У меня машина сломалась, я нанял родственника, таксиста, мы за тобой рано утром заедем.

Павлов неожиданно почувствовал себя мухой в паутине, к которой ползет паук.

«Послать бы его...»,— с отчаянием пронеслось в его голове, но ответил согласием.

— Не могу я за ними двоими следить одновременно,— гово­рил Васильевич в машине.— Отец продолжает буянить. К маме ходит двоюродная сестра, когда я на смене, но и она боится с ним ночью оставаться. Его нужно сдать сюда, чтоб не мешал.

— Давай лучше в Городец, там условия приличные, лече­ние как-никак. Не бесплатно же. Я уже договорился,— вновь предложил Алексей.

— Лизка обещала присматривать за ним, да и мы будем навещать его здесь чаще, чем в Городце,— с металлическими нотками в голосе отрезал Васильевич.

Павлов вдруг заметил сочувственный взгляд таксиста, изу­чавшего его в зеркало заднего вида. Алексей несколько секунд смотрел на морщинистое лицо своего, вероятно, одногодка, а потом перевел взгляд на тестя. Тот был абсолютно неадекватен, периодически закрывая ничего не выражающие глаза. Он не реагировал на слова, завалившись в угол салона машины.

— Дядя Вань, узнаешь меня? — неожиданно спросил тестя таксист.— Помнишь, мы гуляли на свадьбе у моей дочери?

— Помню,— односложно и без эмоций, характерных для нормального человека, вспоминающего что-то доброе или инте­ресное, произнес тесть.

«Живой труп,— подумал Павлов, рассеянно разглядывая проносящийся за окном пейзаж — ночью выпал наконец-то снег.— Эта абсолютная чистота за окном так не вяжется с де­лом, которое мы проворачиваем. Проворачиваем, иначе не ска­жешь»,— думал Павлов.

Знаменитая в городе больница, построенная в начале про­шлого века на средства известного психиатра, влачила жалкое существование. Вековые липы, частью вырубленные, явно бо­лели без надлежащего ухода. Водонапорная башня, построен­ная не без архитектурных излишеств, уже не выполняла свое первоначальное предназначение, медленно разрушалась, зияя провалившейся кровлей. Еще один корпус из тесаного красного кирпича, сложенного на известковом растворе, стоял с заколо­ченными окнами. Грандиозный фруктовый сад, окружавший больницу на несколько гектаров, был почти весь вырублен. А ведь раньше из вишни, яблок, сливы варили здесь компоты для душевнобольных, и они гуляли по саду и, наверно, чувствовали себя не столь брошенными, как нынешние, запертые в тесные, вонючие помещения, в чем вскоре Павлову пришлось убе­диться.