Нет, не смотрим мы на опасения Леонтьева, и потому у нас принимаются законы, потворствующие простонародному говору (точнее, псевдонародному) и способствующие засилью английских слов (первый этап к объявлению английского языка вторым государственным языком России). Теперь мало тех, кто вздрагивает от неграмотного названия ставшего знаменитым фильма «Как я провел этим летом». Властным либералам безразличны лингвистические законы: ведь во всем мире они говорят на одном языке - антинародном. Эти «безобидные» приёмы формируют в России две культуры. Одна для богатых, другая для бедных. Но страна-то должна быть единой.
Ибо только «тот народ наилучше служит всемирной цивилизации, который свое национальное доводит до высших пределов развития; ибо одними и теми же идеями, как бы не казались они современникам хорошими и спасительными, человечество жить не может».
Пытаясь в ХХ1 веке найти в нынешнем русском народе хотя бы черточки того своеобразия, о котором говорил пророк, с печалью убеждаешься, что их уже нет. А ведь был массив народной, культурной исключительности (90% населения России до революции - крестьяне) и велик он был по количеству и по особенностям народной жизни (своеобразию, то есть культуре).
С такой массой трудолюбивого и неприхотливого к внешним удобствам народа Россия в ХХ веке могла бы сделать исключительный прорыв к высотам «цветущего своеобразия», как сделал Китай в ХХ1 веке. Но бес либерализма, как колорадский жук, занесённый из Америки, укрепился, размножился и сожрал все цветы, все листья и стебли, похоронив надежды России.
Основательно прижав хвост либеральному бесу, Иосиф Сталин тут же возвысил Россию до мировых высот во всех сферах государственной и общественной жизни (ещё одно подтверждение правоты Константина Леонтьева). Но бес и есть бес, чтобы изворачиваться и выживать. При попустительстве Никиты Хрущева он опять ожил, и СССР покатился в его санках с крутой горки, пока не разбился о камень либерализма. Далее известно.
Теперь нет той народной потенции. Извели их (крестьян) последней буржуазной реформой конца ХХ века полностью.
И только патриоты земли русской ещё чувствуют ту благотворную силу, исходящую от крестьян, прижимистых, осторожных, «чешущих зад и перед» (выражение Сергея Есенина). Они – тоненький пласт нравственного и православного окоёма, из которого Отчизна черпает сынов для своего развития, обороны и сохранения исторического прошлого.
Именно об этом говорит К. Леонтьев: «Поэтому говорю: тот, кто понимает, до чего дорог культурный, национальный стиль для нашего государства, до чего спасительно может быть теперь для Славянства постепенное свержение умственного ига Европы, тот должен желать не дальнейшего влияния «интеллигенции» нашей на простолюдина русского, а наоборот, - он должен искать наилучших способов и наилегчайших путей подражания мужику» («Как надо понимать сближение с народом?»).