Работа на производстве и руководство людьми, пусть их было немного, выработали у Алексея начальные навыки в оценке людей. Эти навыки стали для него важнее собственных успехов, в них, считал он, заключена полновесная жизнь, и единственное спасение от эгоизма юности. После студенческой скамьи Алексей, особо не вдумываясь, следовал советам старых производственников, не учитывая их предубеждения и личные особенности, и потому часто ошибался. Несколько раз обжегшись, он взял себе за правило, выслушивая претензии и советы, проверять их, и лишь потом принимать решение. Не всегда это удавалось, особенно трудно было отказывать, но и тут опыт убедил, что пустые обещания несравненно хуже обоснованных отказов. Научиться разбираться в людях, а не приспосабливаться к ним – долгая дорога длиною в жизнь. Никогда не было и не будет однозначных ответов на вопросы бытия, и, к сожалению, невозможно научиться на чужих ошибках. Даже решая самый простой вопрос, приходится перебрать в уме несколько взаимно противоположных вариантов. Главное, не бояться ответственности. Сейчас он не знал, что будет дальше, но был уверен: действия его определятся совестью, той, что впиталась с материнским молоком.
Между тем беспокойство в сердце нарастало, словно ему предстоял ответственный шахматный поединок, когда требуется внешняя невозмутимость при неустанной работе мозга. Предстартовая лихорадка не сжигала его волю, а, как ни странно, всегда помогала ему, и он сделал вывод, что внутреннее спокойствие приводит к равнодушию, а в таком состоянии он обычно проигрывал. Порой он нарочно взвинчивал себя перед игрой или ответственным решением, и был уверен, что в напряженном состоянии мозг способен проанализировать большее количество вариантов.
Сейчас же он успокаивал себя тем, что эта ссора, так взволновавшая его, для них впоследствии окажется пустяковым быстро забывающимся эпизодом. И все-таки он даже не решался закурить, боясь потревожить молчаливо прижавшуюся к нему Лену.
Автобуса ждали долго, и, несмотря на усиливающийся мороз, никто не делал попыток хоть как-то согреться. Они стояли неподвижно, как будто старались нарочно замерзнуть, думая, что физические страдания облегчат душевные, и каждый считал себя обиженным.
Алексей с Леной вошли в переднюю дверь автобуса. Он, уплатив за проезд, сел рядом с ней. Они даже не увидели: сел Георгий в автобус или нет. Когда же он демонстративно прошел мимо них и сел на самое переднее сиденье, вытянув ноги, Алексей опять внутренне сжался и попытался разобраться в своем положении: «Вот непредвиденная оказия: спасать жену от собственного мужа. Вот для чего сюда я приехал. Но почему я должен успокаиватъ их? Дети, что ли, они? И что она молчит и молчит? Окажусь один я в дураках, они помирятся, а я буду козлом отпущения. Надо было сразу все с ним выяснить, он ведь не так уж и пьян. Доверился я ей, а, вероятно, зря. Интересно: о чем она думает?»