Она даже не назвала имя, так, видимо, сильна была в ней горечь от предыдущих встреч со старшим сыном. Сама она не могла посмотреть на его житье. Последние годы она далеко от дома не выезжала. Болело в левой стороне груди.
-Надо бы позвонить, предупредить.
-Не надо. Ты же не чужой. Дома они. Дома. Лида звонила на этой неделе им.
«Какая в ее голосе нечеловеческая усталость, - подумал Алексей. – Что же между ними произошло? И может ли нечто подобное случиться между сыном и матерью? То, что даже ощущать присутствие этого нечто, не имея никакой ясности в сути, становится не по себе».
Мать мучалась одышкой, но к врачам идти наотрез оказывалась:
-Одному Богу известно, сколько мне отпущено лет. Зачем же я буду сидеть, может быть, последние дни своей жизни в душных коридорах больниц и поликлиник. Судьбу не обманешь. Мне в сто крат приятнее возиться с ростками помидор и смотреть, как слабенькие и тонкие, словно ниточки, побеги крепнут день от дня, а потом сами несут тяжелые плоды, из семечек которых вырастают новые растения. И так повторяется из года в год. И я довольна такой бесконечностью жизни.
Теперь младший Алексей восполнял ту неудовлетворенную любовь матери к старшему сыну. Он молча слушал ее и лишь изредка вставлял необходимые вопросы и короткие фразы согласия и пытался понять ту неожиданную мудрость, которую словно губка впитала мать неизвестно когда и откуда и которой делилась с ним. Тот же дом, те же люди вокруг, тот же огород, те же скудные на первый взгляд впечатления. Ничего, казалось, не изменилось вокруг, а ее обобщения, несложные на слух замечания поднимались из глубины осознания волной особого видения. Почерпнуты ли они были из старых восково-желтых от времени книг в сафьяновых переплетах с застежками, Алексей не знал. Но он не раз видел, как она читала их, медленно шевеля губами. У нее было уже другое чувство времени, чем у Алексея, чем у других людей, которым предстоит прожить десятилетия. Возможно, наедине она страдала от предчувствия близкой смерти, от бессилия что-либо изменить, но спокойное и снисходительно мудрое озарение, сопровождавшее мать последние годы, поддерживало и возвышало ее. О том, что предчувствие верно и не может ее обмануть, она знала наверняка: любящее сердце очень зряче…
***
Дверь ему открыла Лена - жена брата. В ярко-желтых брюках, плотно обтягивающих стройные ноги, она светилась молодостью и задором.
- Ба, - только и сумела вымолвить она. Но тут же, убрав с лица
чуть заметные удивление и некоторую растерянность, Лена по-деловому воскликнула:
- Ну, проходи же, что встал в дверях. Герка! - крикнула она в
спальню, - Вставай! Алешка приехал.