У Алексея навернулись слезы на глазах: ему вдруг стало жаль брата. Может, он одинок? Ему не с кем поделиться, поговорить по душам. Алексей, почти всхлипывая, осмотрел себя: на рубашке пятни крови, майка разорвана, галстука нет. Он знал, что примирения сейчас не будет, и молча, унимая нервную дрожь, бившую все его большое тело, стал одеваться. Он акцентировал свое внимание на каждой мелочи, стараясь уйти от страшных мыслей. «Вот рубашку застегну, вот заправлю ее, - бубнил он про себя, сглатывая неповоротливые комки в горле. – Нет, не увидят они моей слезинки, - нет, не видать им этого. Купцы московские, ироды. Вот и галстук, мой мятенький. Домой, скорей домой. Быстрей отсюда надо рвать к маме. Хватит, нагостился, к черту!
Он почувствовал себя заброшенным и одиноким так, что опять запершило в горле. «Водка во всем виновата», - зло подумал Алексей, беря себя в руки.
Когда он вышел в прихожую, там никого не было. За дверью, где спал племянник, стояла зловещая тишина, а из спальни доносился приглушенный говор брата.
«Мирятся», - равнодушно подумал Алексей, поднял пальто, повесил. Невероятная усталость навалилась на плечи, в одеяло равнодушия закуталось сердце. Он прошел в ванную, открыл кран и, дожидаясь холодной воды, бессмысленно смотрел в зеркало, не узнавая своего лица. Потом сунул лицо под струю воды, от холода перехватило дыхание, заломило в висках. Открывая и закрывая рот, словно рыба на берегу, он крутил головой и тихо стонал от наслаждения, разжижающего усталость и горечь. Пока полоскал рот, лицо уже обветрилось, и он опять пригоршнями воды смочил лицо и шею и сразу же выпрямился, и щекотливые капли заползли за рубашку, поползли по телу, вызывая освежающий озноб. Насухо вытерся, неторопливо собрал свои немудреные туалетные принадлежности.
Уложил вещи в портфель, деньги на дорогу положил в пальто. Оделся. Когда стал возиться с замками, чтобы открыть двери, из спальни вышла Лена и, как ни в чем не бывало, спросила:
- Ты собрался уезжать? На ночь глядя? Никуда не пойдешь.
- Если тебе не привыкать, - прямо сказал Алексей, - то для меня такие встряски непривычны.
- Завтра он будет ползать и перед тобой, как сейчас только что елозил передо мной, и просить прощения. Ты, молодец, выбил капитально из него хмель.
«Наконец-то, удосужился доброго слова», - подумал Алексей, а вслух зло и непримиримо сказал:
- Ну, что вы. К чему такие жертвы, мне здесь не место.
Она не обращая внимания на его грубость, продолжала уговаривать.
- Не надо Лена. Не надо слов! Может быть, я прощу, но не сразу. В сердце память надолго сохраняется. Прощай.
Она не ожидала такой несговорчивости и нетерпимости, растерянно стояла, загораживая выход. Алексей мягко отодвинул ее, взял портфель и вышел.