Я позвонил в конкурирующую фирму продажи недвижимости.
-Ваша фамилия Астахов? – спросил меня приятный женский голос. Я оторопел. – Слушайте внимательно. Вам повезло, что вы попали на меня, и в комнате никого нет. Здесь вам дороже не продать. Вы со мной не разговаривали. Прощайте.
-Спасибо, - поблагодарил я, - и повесил трубку в большей задумчивости.
«Ясно, что у них один хозяин. Вот так история. Настоящий детектив. Страшнее азиатской мафии нет ничего», - думал я в глупой растерянности.
-Делать нечего, - ответила мне Наташа по телефону, после того, как я ей позвонил. Она продолжала жить у Веры. – Придется согласиться: выхода нет.
-Как у тебя самочувствие?
-Не спрашивай, - с раздражением ответила жена.
-Плохо?
-Что изменится, если я скажу «плохо»? Ты бросишь все дела и прибежишь ко мне? Нет! Так, что не спрашивай, и оформляй документы. Я потерплю.
«Я потерплю. Я потерплю. Значит плохо. Мы так и не сходили в поликлинику, как советовала докторша из Эльтона. Конечно, такой силы психологический удар трудно выдержать и здоровому человеку. Мне-то в своем горячем цехе приходилось ликвидировать не одну аварию или разбирать несчастные случаи, так что я «закалился». Конечно, чтение лекций нынешней молодежи и прием экзаменов тоже не прогулка по парку, но в них нет такой внезапности, как на заводе».
Наташе заявление на увольнение подписали практически без единого вопроса. Она в нем указала причину: «В связи со сменой места жительства». Я до этого не додумался, и никто мне не подсказал. И так все ясно.
-Мишка, - кричал я в телефонную трубку двоюродному брату, и сердце готово было выскочить из груди и побежать в нетерпении на родину, - мы с Наташей стали бомжами. И выезжаем к вам. Дом еще у вас продается?
-Да, - кратко ответил немногословный брат.
-Слава Богу! Ты зарезервируй его.
-Не волнуйся. Но дом надо посмотреть, вдруг не понравится, - удивленно спросил по-крестьянски обстоятельный Мишка.
-А-а-а. Все едино. Когда негде жить, лишь бы крыша была над головой. Приеду, все расскажу подробнее.
-Приезжай.
И это последнее слово меня больше всех успокоило и обрадовало своей краткостью и скрытой в нем надеждой.