Прощался за Наташу с этими облаками, деревьями, машинами, полями – всем, что меня окружало, а ее теперь нет.
«Милая ты моя, несчастная Наташа. Никогда мы с тобой уже не побежим по этой траве, не искупаемся в Волге, не поедем на юг, никогда и никуда. Чистая моя, честная, заботливая, почему Бог забирает тебя от меня? Ты ему нужна? Зачем же мы разлучаемся в муках и страданиях?
Никто тебе не помог: ни Бог, ни судьба, ни медицина, ни я, - слезы бежали из глаз. - Наташа, любимая, за что судьба так жестока к тебе, красавица ты моя, ненаглядная. Вот ты посмотри, сколько мерзавцев ходит по этой земле, воров, убийц, насильников, ты посмотри, кто ходит? И ничего, земля терпит. Терпит Бог. Но тебя не будет, тебя не будет никогда. Ты понимаешь – никогда. 42 года ты пожила на этой грешной земле, оставаясь чистой и любящей. Никто не скажет мне больше слов любви и не приласкает, никто не проводит меня в ночь, пургу, ненастье. Ничье сердце не будет так страдать и болеть обо мне, как твое. Никто не помашет рукой ни мне, ни детям.
Осиротели мы с ними, осиротели».
Ночь я провел в машине в самом, что не есть, горячечном состоянии: то плакал, то обессиленный дремал. Утром бродил неприкаянным призраком по больничному саду, близлежащей округе и часто звонил в реанимацию, получая стандартный ответ: «Положение стабильно тяжелое». Через день Наташу вернули в прежнюю палату хирургического отделения, откуда увезли на операцию.
Открываю робко дверь, боясь увидеть умирающего человека, а мне навстречу радостные, широко открытые глаза.
-Сашенька, где ты пропадал? Я так тебя жду! – Пожар надежды разгорелся в сердце, но тут же погас. - Дай попить, - сказала она.
«Опять пить, значит, рана в животе осталась и кровоточит», думаю я, стараясь сохранить на лице веселое выражение.
-Как ты себя чувствуешь?
-Представляешь, боли нет. В животе стало так легко и тихо.
«Конечно, легко, - мрачно подумал я, - если вырезали почти весь желудок».
-Жаль, но мне запретили пить. Можно только полоскать рот, не глотая воду. Видишь, что со мною сделали.
Четыре пластмассовых шланга спускались белыми змеями из живота в баночки, привязанные к стойкам кровати. В голосе Наташи ни страха, ни тревоги, ни вопроса: «Что со мною будет?», а только радость от закончившейся операции, от моего прихода и надежда, что я все устрою и вылечу ее. Налажу связь с миром, и буду заменять весь мир, временно и сурово ограниченный больничной койкой.