-Твой сын не слушается меня, - с трудом сдерживая крик, зло говорила теща Краеву.
-Он вам разве не внук?
-Скажи ему, чтобы он слушал меня.
-Я ему внушаю, чтобы он не перечил взрослым. Но душевную связь с ним вы обязаны наладить сами.
-Я никому, ничего не должна. Заруби это себе на носу. Скорее ты мне должен по гроб жизни. Если бы не Лариса, ох моя бедная кровинушка, - с показным страданием всхлипывала теща, - твоего духа не было бы в этой квартире.
-А если бы он вез макароны? – Насмешливо спрашивал Краев, мечтая скорее закончить эту ежедневную сказку о попе и его собаке.
Буквально за полгода до трагедии, Краев с женой сделали родственный обмен квартир с тещей. Она въехала в их однокомнатную квартиру, а они в ее, двухкомнатную. После гибели дочери эта промашка не давала ей покоя ни днем, ни ночью, выжигая жадную её суть дотла. Время, от времени Краев дотрагивался по неосторожности до горячего пепла, и теща теряла голову от ожоговой боли.
В каждом человеке есть свой запас энергии. Кому-то ведомы даже её пределы и нюансы, уровни положительности и отрицательности этой энергии, кто-то называет это аурой. Несомненно, лишь одно: с одним человеком тебе приятно, другого едва-едва терпишь. После ухода вечером тещи из дома, Краев не навязывался сыну, а просто давал ему успокоиться, привыкнуть к нему. У детей все чувства острее, нетерпимее, но и отходчивее, непосредственнее.
Краев вспоминал себя после возвращения домой, например, после санатория. Так трудно возвращаться к старым, будничным, рутинным обязанностям после праздничного, несуетливого ничегонеделания. Втягиваться в работу, что-то ремонтировать, улаживать, исправлять, вспоминая при этом, что в санатории сейчас ужин, а за ним свободное время глуповато-возвышенных разговоров, пустых, но кажущихся умными и значимыми. И с грустью думать, что это время прошло и никогда, никогда (!) не вернется, что встреченные там люди уже кажутся чуть ли не родными. Но, нет. Они исчезают, как пепельный дым, растворяясь бесследно в вечереющих небесах. Что же спрашивать с натянутого струной ребенка?
***
Пока его мысли витали в заоблачных далях, сын, извертевшись на широком для него кресле, заснул, подобрав под себя ноги. Краев, разминаясь, прошелся по салону, опять сел, но вернуться к усталым мыслям ему не дали. На соседнее кресло приземлилась некая совершенно незнакомая ему особа, на лице которой особо значительным был нос. Быть бы ему курносым, но природа передумала на половине пути его создания, и от курносости остались лишь две косо срезанные и тщательно отполированные полочки, идущие от ноздрей и самим своим существованием образующие кончик, столь примечательного бугорка на лице. Отчего его выражение приобретало лисий, хитренький вид, впрочем, не очень портящий хозяйку. Ласковая, так сказать, лисонька.