Она попыталась отдать всю себя сыну, но поняла, что баловством, которое всегда проистекает из безмерной любви, можно испортить ему характер и жизнь, как нечто подобное случилось у неё с отцом. Это хорошо, что она пошла в отца и, как яблочко, недалеко укатилась от отцовского ствола, а ведь в сыне не только ее кровь. Что в ней, дорогой, но не до конца изученной? Как она отзовется на слепую, некритичную материнскую опеку, неизвестно. Холодные, рассудочные предположения наравне с остро эмоциональными, между тем, мирно соседствовали в ее небольшой, но правильной голове. Она логично полагала, что мальчишки для матерей – «отрезанный ломоть». Возьмется, откуда ни возьмись, волевая красотка, свяжет душу сына по рукам и ногам, и все: прощай сынок, пропадай в далеких краях без материнской любви, которая, кстати, ему будет не нужна. Любовь к красотке затмит всё и застит всех. И она останется, как перст, одна в белом свете.
Оксанины рассуждения и мысли, словно люди в сложном лабиринте, раз за разом натыкались на глухую стену и приходили в неописуемое отчаяние. Оно буквально пропитало Оксану пульсирующей боязнью того, что сын, ее любимая кровиночка, попадет в кровавую, армейскую службу. Десятки различных предложений корректировались, оттачивались на оселке основного страха: всё, что освободит Севочку от армии – благо, единственное и непререкаемое. Отец, капитан армии, внушил юной девчоночьей душе столь мрачное впечатление об армии, что в тот же день, едва родив сына, она подумала, что надо обдумать меры по освобождению сына от неё.
Рохля муж, работающий в цехе мастером, не имел ни связей, ни пробивных способностей. Да ладно бы пробивных, с простыми-то был дефицит. Но, не это было главным. Не могла Оксана жить без любви, проникающего во все поры сердца доверия и радости. Сейчас же оно подпитывалось только скепсисом и нигилизмом. Постоянно улыбающаяся, она со страхом думала о времени, когда не будет поводов для улыбок. Это время могло подкатить очень быстро, лишь стоило сыну жениться. Оксана, как ни пыталась, не могла представить себя наедине только с мужем.
Поэтому она простила матери ее подлое поведение, и они опять съехались. Казалось, многое осталось по-прежнему: тихо радовалась успехам сына; вызывала и встречала для матери скорую помощь и со смущенной полуулыбкой провожала, в очередной раз убедившись в притворстве матери; с трудом подвигала на мужские, семейные дела Виктора.
Но все это уже без отца.
Оксана устала решать за всех семейные вопросы и командовать, ей хотелось подчиниться сильному и решительному, прислониться к надежной и живой стене. Она не думала ни о загадочном принце, плывущем к ней на яхте с красными или белыми парусами, ни о мгновенной любви, ни о прекрасном будущем сына, ни о чем, от чего может круто измениться ее жизнь. Она свято и непременно верила в неизбежное, что должно скоро произойти.