Особенно часто она вспоминала трагичную смерть отца, случившуюся от сердечного приступа во время их отпуска, проводимого на юге. К тому времени отец непримиримо разошелся с матерью по всем вопросам, составляющим суть совместной жизни в малейших ее проявлениях. Давно прекратились совместные походы к родным и знакомым, необременительные разговоры о погоде, испарились пустячные просьбы типа «подай», «принеси», «помоги». Она громогласно насылала на него кары небесные, а он молчал, забившись в дальнюю комнату со стиснутыми до скрипа зубами. При одном лишь взгляде на свою суженую, ряженую он наполнялся тихой яростью, не находившей выхода. Один инфаркт, за ним, с малым промежутком, другой. Совместная жизнь стала невозможна.
И ведь не молоды они были, ох, как не молоды, к этому периоду озлобления, приведшему к размену обширной квартиры, которую Оксане выделил завод. Далеко не правильна была для той поры пословица, о палатах каменных и о праведном труде. Квартира – настоящие палаты, кирпичные, с обширной кухней, площадью 12 квадратных метров, гостиная, спальни. Катайся на велосипеде, танцуй «летку-енку» или созывай «каравай» из десятка человек: всем места хватит.
Нет, не было в Оксане того меркантильно-расчетливого чувства, хотя бы как-то остановившего ее или заставившего задуматься о последствиях неразумного с точки зрения простого обывателя размена этих хором. Так прекрасно она понимала, что размен заставит осуждать ее и профкому завода, и непосредственным начальникам, так горячо ратовавшим за выделение ей, обычному бухгалтеру, у которой отец и мать - заслуженные фронтовики и инвалиды войны, достойной четырех комнатной квартиры. Ей было стыдно, что вот эти-то фронтовики и уважаемые в округе люди не могут ужиться, словно они не люди, а кошка с собакой. Ужас позора охватывал ее от этих мыслей, но любовь к отцу была сильнее любых других чувств.
Ещё девчонкой, она, конечно, жалела стонущую от мыслимых и немыслимых болезней мать, и внутренне осуждала отца, нелестно отзывавшегося об ее болячках. И это было естественно, ибо не понять девочке хитрых движений лицемерной взрослой души. Лишь взаимная и крепкая любовь к отцу помогла ей разобраться во всем хаосе сложных семейных отношений, научила терпеть. Любому терпению есть предел. Отец категорично сказал: «Хватит», и Оксана подала заявление на размен квартиры, чтобы отселить мнимо больную мать.
В конце того злополучного отпуска она почти не спала четыре ночи, так рвалась ее душа к отцу. С самого начала, она, чуя беду, не хотела никуда ехать, но отец накануне их отъезда был весел, шутил и посоветовал о нем не беспокоиться. Он восторженно, словно мальчишка, радовался свободе, наконец-то, пришедшей к нему после стольких лет тирании жены. «Бес попутал», - так он называл совместную жизнь с женщиной, которую когда-то безумно любил. Кирилл Степанович строил гигантские планы по изготовлению давно задуманных поделок (крестьянский сын очень любил вырезывать из дерева), забывая на словах, перед дочерью, о своем больном сердце.