Девчонка…. Вспомнился Стефан Цвейг и его новелла о девчонке, влюбившейся в известного писателя, о ее сломанной судьбе. Такое, оказывается, бывает в жизни. Нина тоже следила за превратностями его судьбы. Неужели до сих пор любит?
Она, не дождавшись от него ни словечка, продолжила:
-Я специально проходила мимо твоего дома, чтобы лишний раз увидеть тебя. Ты редко бывал в нем. Или играл с парнями в баскетбол и футбол на заводском стадионе, или бегал кроссы. Может, ты читал книги в доме, и тебя не было видно. Не знаю, но мне хотелось смотреть на тебя, не отрывая глаз.
Краев не выдержал этой пытки памятью. Он поднял руки и сжал в ладонях ее лицо.
-Не надо, не мучай меня. Прости мою слепоту, - пробормотал он и заглянул в ее глаза.
-Это ты прости меня. Я и сейчас хочу тебя.
Она покраснела под его взглядом, который он не успел отвести, но в глазах светилось нескрываемое желание.
Я и замуж-то выскочила от отчаяния. Назло себе и …тебе. Заочно. Смешно, правда?
Он оторвал руки от ее лица, и она пересела на скамейке, прижавшись к его боку. Краев обнял ее плечи и прижал к себе. Она затихла, замолчала и призадумалась. Мысли ее витали вокруг простой истины: если чего-то очень хочешь, то оно сбывается ли.
-Ты останешься у меня ночевать? – совсем по-свойски, как жена, спросила она его, старательно убирая из голоса страстные нотки.
Пришла очередь смутиться Краеву. На такой откровенный вопрос требовалось отвечать только прямо, без колебаний и задержек. Можно потом придумать какие-то отговорки, связав их со здоровьем сына, но в данный момент мужская самость требовала согласия.
-Да, - сказал он и тут же встал со скамьи. – Пойду, проведаю сына. Его пора кормить.
-Да, - согласилась она, и они вышли на улицу.
Дети доигрались до того, что начали кидаться шелковицей друг в друга, и, менее ловкому Тёме досталось по полной: светлая рубашка его была усеяна красно-кровавыми пятнами.
-Ах ты, Боже мой, - воскликнула Нина, и бросилась выручать Тему. – Шурик, перестань, - кричала она племяннику. – Снимай рубашку, - сказала она Тёме. - Надо замочить и постирать, – это относилось уже Краеву.
Он только вздохнул.
Наутро он признался себе, что за сорок с гаком прожитых лет ничего-то не знал о женщинах. Они позавтракали, а потом она проводила их на станцию. Всю дорогу Нина рассказывала что-то веселое из жизни Пятигорска, близкого к ее улице ипподрома, время от времени взглядывала в лицо задумчивого Краева. Движения ее рук, глаз, походка передавали то неизбывное матримониальное довольство, которым светится обычно счастливая, замужняя женщина после ночи любви. Этим она непроизвольно подчеркивала, что все решено, что не в чем сомневаться, что она отдала им свою любовь и жизнь. Уже отдала. Редкая женщина не торопится застолбить за собой право на сердце мужчины.