Такого совершенного изобилия и продуманного устройства он еще не видел. Механический пресс-давильня, открытые чаны, дубовые бочки, бутыли на 25 литров, так называемые «четверти». Вот одну из таких «четвертей» надо было взять и поднять наверх.
-Это богатство, наверное, наследие проклятого царского прошлого? – спросил восхищенно Краев, взяв тяжеленную бутыль.
-Почти угадал, - уклончиво согласилась хозяйка всего этого великолепия, нажимая на доверительное «ты».
Притащив бутыль на веранду и отлив часть содержимого в графин, немалых размеров, Краев вышел на улицу, чтобы проверить сына. Тёма сидел на шелковице и собирал ягоды в неведомо откуда взявшееся лукошко. Кровавый от раздавленных ягод рот его при виде оторопевшего отца удовлетворенно расплылся в улыбке. Курточка тоже краснела яркими пятнами. Краев вздохнул.
-Папа, - закричал радостный сын, - здесь так хорошо.
-Хорошо, что хорошо, - ответил отец. – Смотри, не упади.
-Не.
Пока Краев разговаривал с сыном, какой-то мужик с бутылью в руках позвонил у калитки в занимательный звоночек, похожий на петушиную голову. Получив отклик, тенью проник за палисадник. Краев заинтересовался и поговорил еще несколько минут с сыном, дожидаясь выхода неизвестного.
Потом вернулся на веранду. На столе уже стоял графин с янтарной жидкостью и закуска в духе времени: салат из свежей редиски, заправленный духовитым подсолнечным маслом, пучки зеленого лука и тонко нарезанная конская колбаса.
-Из отработавших скакунов колбаса-то, - шутливо спросил Краев, показывая на казэ.
-Шутить изволите, - улыбнулась Нина. – Вот такого вы еще не пробовали, - сказала она и взялась за графин с желтой, прозрачной жидкостью, - кокур собственного приготовления.
-Нет, нет, - сказал Краев, галантно перехватывая графин, - дамы, даже хозяйки, не должны наливать вино. Это дело мужское.
Он наполнил доверху два бокала из слабо-сиреневого стекла. Плотное вино, казалось, не лилось, оно заполняло, по-другому не скажешь, стройные фужеры. Аромат расплылся по нагретой солнцем веранде. Краеву вспомнился запах бренди «Солнечный берег», или «бряг», по-болгарски. Впервые, отмечая его поступление в институт, отец купил бутылку с таким коньяком, так он назывался в СССР. Откупорив её, все долго не решались пить, а только нюхали воздух, ставший вдруг пьяняще вкусным и душистым, как букет роз.
-За что будем пить? – просто спросила хозяйка, потянувшись зарумянившимся лицом к лицу Краева.
-За тебя, хозяйка, за встречу в этом прекрасном доме.
Она медленно, не спеша, отпила из фужера.