С юга шли цистерны с бензином для большевистских автомобилей, других в России не стало, с хлебом, сахаром, солью и всё теми же солдатами, мечтающими пахать и сеять на свободной, как им объяснили, земле.
Какие билеты, какие кондукторы и проводники в белых перчатках? Кто смел, тот и сел. Кто с ружьем, тот и прав. Чаще всего, те, кто покупал билеты и по старинке ждал, когда освободят их законное место, оставались на перроне. Вот и Маша не попала бы в Нижний Новгород, если бы не протянутая из разбитого окна рука молодого солдата. Она же, пропитанная недоверием, если не сказать, ненавистью к мужчинам, долго не замечала руки и не слышала призывных слов юноши, безуспешно и робко топчась возле «пробки» из оголтелых, злых людей, штурмующих свое «счастье».
Русские люди как-то неожиданно быстро растеряли свою скромность, долготерпение, отзывчивость? На кирпичики души потрясенной Маши эти «мелочи» ложились тяжелым цементным раствором, намертво скрепляющим предыдущие переживания в одно странно-болезненное сооружение по имени «страх перед людьми». Крепко-надежное, неприступное, долговременное.
И только стыд перед девчонками-курсистками, что не смогла недотепа Маша уехать, заставил пересилить этот страх и протянуть руку молодому человеку. В вагоне, как и ожидалось, было свободно: все толпились у дверей, мешая друг другу.
-Вот законы физики в действии: беспорядочное движение молекул газа создаёт хаос. Броуновское движение. Выстроились бы, и по одному заходили, глядишь, вагон давно бы заполнился, и поезд ушел. Нет, надо всем сразу и тотчас, а получается наоборот: никому и никогда.
-Вы знаете физику, - без интереса, а как бы соблюсти приличие, спросила Маша, не глядя ему в глаза.
-Почему бы нет, - спокойно возразил солдат в студенческой фуражке, - Вы присмотритесь, как я одет. Санитар я, из студентов! Домой, в Тверь, возвращаюсь.
-А-а-а, - в прострации протянула Маша, так и не смея взглянуть на студента. Она где-то слышала, что студентам, призванным в армию на работу санитарами, сохраняли студенческие фуражки, смотревшиеся молодцевато и даже празднично на фоне грубой, солдатской формы. Маленькое, но яркое свидетельство принадлежности к прежнему бытию.
-Почему Вы не смотрите мне в глаза, - вдруг прямо спросил озадаченный её спаситель. Лицо его посуровело.
-Ненавижу я вас, мужиков. Всех, - всхлипнув, вдруг выпалила Маша, и тонкой дрожью задергалось верхнее веко на левом глазу. Вся её тщедушная, маленькая фигурка натянулась струной.
-Меня-то за что? – удивился студент.
-Всех!
-Вот так и не иначе? - мрачно спросил сосед и, не дожидаясь ответа, уставился в разбитое окно.