Курсисткам более всего нравились решительные, бойцовские эсеры, о большевиках среди них знали мало, но ощущение тревоги, приближение той искусственной грозы, что собирали те, переполняло все общество и, разумеется, курсисток.
«Какое ужасное мы переживаем время, - писала Маша Полякова, время от времени, взглядывая на капли, стекающие по стеклу. – У всех тревожное, нервное настроение под давлением, особенно в Петрограде».
И не надо было уточнять о каком давлении идет речь, и так все мало-мальски грамотные люди понимали всю пагубность и степень безвластия, в котором барахталась великая страна.
Ей особенно казался странным и необъяснимым факт скорого забвения имени государя императора и всего того хорошего, что по её мнению сделала монархия для России. Будто отворился тайный и невидимый ранее лаз в бездонный, подземный каменный погреб, в который провалился весь монарший двор, как в царство мертвых Аида. И ни стонов сожаления, ни звуков рыдания, ни слов недоумения. Воистину гробовая тишина.
И всего-то четыре года минуло с тех пор, как 17 мая 1913 года она вместе с отчимом и мачехой, нарядно одетые, торжественно подтянутые и взволнованные ходили смотреть на торжества, проводимые в честь приезда Николая II в Нижний Новгород. Как широко и обильно праздновалось тогда 300-летие дома Романовых по всей Руси. Всего-то четыре года прошло! Где сейчас помазанник Божий?
У Маши перед глазами, будто это было вчера, выплывают расписанные воображением яркие картины тех незабываемых дней. Синее, безоблачное небо, солнечный, теплый, весенний день с ласковым, слабым ветерком, ненавязчиво приносящим с Волги запахи проснувшейся природы. В парчовых, тяжелых одеяниях с огромными крестами на животах бесчисленные священнослужители: патриарх, епископы, дьяконы, тут же пожилые чиновники в длиннополых белых сюртуках с нафабренными усами, молодцеватые военные с изогнутыми саблями. Пузатые, стройные, вальяжные, но все одинаково взволнованные и величавые. Ну не могли же они в таком огромном количестве притворяться и шептаться за спиной царя-батюшки, желая ему провалиться в преисподнюю. Нет, не могли.
Она помнит, как волостные старшины, все как один седобородые, с полными копнами седых, гладко причесанных и смазанных, наверное, репейным маслом волос, вручали императору хлеб и соль. Маша напрягает память и слышит ответное приветствие царя: «Передайте вашим односельчанам, верным моим нижегородским людям, мою сердечную благодарность за любовь и преданность нижегородского населения, а также за ту хлеб-соль, которую я получил сегодня. Я уверен, что по примеру славных ваших предков, вы всегда будете на страже за Веру, Царя и Отечество. Прощайте».