Жить стало веселее и не только по сталинскому наущению, а на самом, что ни на есть, твердом убеждении. Андреич, ощущая нутром эту жизнерадостность, пришедшую с деревенскими, неиспорченными городской средой родственниками, тоже повеселел и с улыбкой вспоминал известные слова усатого руководителя страны, как нельзя лучше соответствующие его теперешнему состоянию.
В том самом, исторически памятном 37 году, который, никоим образом, не коснулся жизни их простой, рабочей семьи, Дуня принесла из роддома мальчика, нареченного простым именем Ваня. Андреич очень остался доволен тем, что в честь его назвали мальчика, наивно думая, что с именем тому передастся его характер: незлобивый, обстоятельный и трудолюбивый.
Радовал его мальчонка: шустрый, темноволосый, как отец, как и он сам, рассудительный. Крики, возня его с соседской девочкой, игры, а потом опять шум, нетерпеливые возгласы. «Не пустой дом, не пустой», - улыбался довольный Андреич, - дождался, наконец, на старость лет. И умирать не надо, хочется посмотреть, что из него получится. Вон, какие возможности представляет государство: кончай школу, поступай в институт, инженерь в любой точке страны».
Ему нравился порядок, что навели большевики. Жить бы, да жить. Радио вон поставили, черную тарелку, похожую на свиное рыло с двумя дырочками на пятачке, что торчит в центре этой самой тарелки. Её в народе так и прозвали «свиное рыло». Не из презрения, отнюдь, скорее, из уважения к свинье – вечно хрюкающему животному, без которого редкий крестьянский двор обходится. Вот и радио порой смешно хрюкает. Чудо чудное – это радио. Волны какие-то электромагнитные, говорят, и везде-то они проникают. Непонятно многое Андреичу, но тем и выше уважение к советской власти, соорудившей радио и прочие занятные штуки.
Вот это-то «свиное рыло» и принесло Андреичу весть о начале войны. Он слушал голос Молотова и догадывался своим опытным стариковским умом, что война будет долгой, такой долгой, что ему её не пережить. И мысль о том, что умирать ему придется в лихую годину, когда сотни, тысячи гораздо более молодых, чем он, тоже сложат головы, показалась ему спасительной и примирила его со страшной вестью. «Чему бывать – того не миновать», - шептал он, задыхаясь от приступа особо продолжительного кашля при попытке спуститься с крыльца, чтобы объявить страшную весть соседям, своим ровесникам.
Опять мост через Оку напомнил о себе со страшной силой. Фашистскую авиацию, начавшую бомбить тыловой Нижний Новгород с осени первого года войны, мост притягивал, как магнит. Создать врагу как можно больше неприятностей, любых, вплоть до самых минимальных. Таков непреложный закон любого военного противостояния.