До самых сумерек засиживался Иван Андреевич на крутом откосе. Наконец вставал и оглядывался. За ним возвышалась кирпичная громада Одигитриевской церкви со сбитыми главами, от которой отходили веером две улицы: Старо-Никольская и Ново-Никольская, названные так в честь одного из престолов церкви. Да и саму церковь чаще всего звали Никольской. Возвращаясь, он часто замечал в неясном, сумеречном свете мелькание какой-то фигуры в белых одеждах.
Зимой работы продолжались. По извечному в Н. опыту на реках дополнительно намораживали слой льда и по нему волоком тащили с судостроительного завода клепаные фермы, колонны, различные профили. И, торопясь, до весенних оттепелей устанавливали на нужное место с помощью лебедок, полиспастов, блоков.
На следующее лето сумеречные мелькания женской фигуры в белых одеждах участились. Теперь Иван Андреевич знал, что женщина квартирует на соседней улице, так как пришлось однажды с ней столкнуться. Встреча произошла явно не случайно. Особых размышлений по этому поводу не требовалось, но о целях этой случайности приходилось только догадываться. Потому-то Андреич в следующие походы на откос опасался брать с собой бинокль: мало ли что. Мост – объект стратегический, охраны вон кругом сколько, а он, считай, подглядывает сверху без разрешения, да ещё в бинокль. Вдруг это чекистка.
Страхи Андреича оказались напрасны. Незнакомка, однако, смелела день от дня, попадаясь на глаза даже в светлое время дня. Одевалась она изыскано: отрезное батистовое платье с приспущенной талией, перетянутой кожаным пояском, светло-серые лодочки с ремешком-опояской, в пасмурные дни – темная, длинная юбка, чуть ли не метущая булыжную мостовую, белая блузка и жакет. И всё тонкого кроя и хорошего вкуса.
«Не женись на ровне», - вспоминались ему предсмертные слова Кати, и они останавливали Андреича от соблазна сближения. Неизвестной по его подсчетам было явно за сорок. Но слаб даже самый сильный мужик перед женскими чарами. Мало ли знает история примеров, когда все мужские знания и обереги рассыпаются в прах перед напором жаждущей женской плоти и тайных, выстраданных намерений. Хоть и вычислил Андреич, что живет она рядом, на соседней Ново-Никольской улице, хоть и билась мысль, что знает она о его горе и смерти жены, и, вероятнее всего, она охотница, но помутился ум от стройной женской ножки. Осмотреться бы ему, да ещё раз (и не только один) подумать, взвесить все за и против, да сделать бы трезвый вывод.