Страница 30 из 47
Старые брюзги нужны и среди людей для невидимого и столь необходимого духовного равновесия в обществе. Как оно выражается? В виде ли безмолвного укора и напоминания: и вы, молодые, станете такими же старыми и беспомощными. Смотрите и не зарывайтесь в своем юношеском максимализме. Те из молодых, кто понимали эту несложную истину, вырастали в созидателей, строителей. Другие пополняли армию бездумных потребителей.
Мысли эти вдруг подтвердились неожиданным, странным и страшным происшествием, разгадку которому Петр Васильевич так и не нашел. Пришёл он в один из хмурых осенних дней с кормежкой для своего кошачьего стада, закричал по обычаю, не доходя с десяток метров до сада: «Серка, Серка!», а в ответ никакого движения. Никто не мелькал за потерявшими листву смородинными кустами, никто не выбегал на бетонную дорожку в нетерпении от близкого обеда. Петр Васильевич, не торопясь, гремел замком о железную дверь, и этот стук вдруг наполнил сердце тревогой, словно звук мерзлой земли, падающей на крышку гроба. С чего бы это? Может виной тому осеннее увядание, так широко разбросавшее вокруг свои приметы?
Кроваво-бардовые пятна на желтых лепестках ещё цветущих чайных роз живо напомнили известные признаки чахотки. Сами же кусты словно кричали: «Спасите нас от холодных ночей, спасите от зимы! Видите, нам нездоровится, видите эти ужасные пятна? Укройте нас, нам зябко, нас знобит».
Душа трепетала о прошлом.
Безрадостным казалось цветение и других цветов. Вот, флоксы. На фоне пожухлых от холодной росы плетей кабачков и огурцов их некрупные, но удивительно яркие соцветия, словно стеснялись своего великолепия. Петр Васильевич наклонился к ним. Нет, не пахнут! А может у него нос забило осенней сыростью? Может и не плачет вовсе природа, а её увядание – это часть воображения вечно недовольного чем-нибудь человека? Всегда ему мало. Будет стоять одной ногой в могиле, и рассуждать о нездоровом цвете своего лица.