- Ну, спасибо, сынок, напомнил, - я тяжело поднялся, ощущая внезапно отяжелевшие и словно ватные ноги. – Спасибо на добром слове. Но неужели ты не понимаешь, что у тебя практически не было матери? А ее постоянные мечты нравиться чужим самцам лишили тебя детства?
Я помолчал и добавил:
- Возьми вот, - и протянул ему подарок - карманные швейцарские часы, что называется, последний писк моды. Повернулся и боком вышел из квартиры.
Проблема ночлега меня не беспокоила: я остановился в гостинице, видимо, сердце чувствовало, что у родных детей я не найду приюта.
Чтобы успокоиться, прошелся по Московской площади, подошел к старику, торгующему зеленью у метро, и молча остановился возле него, чистенького, благообразного старичка с реденькой седой бородкой и грустными глазами на исхудалом морщинистом лице. Мне всегда приятно наблюдать за детьми, стариками и животными, вероятно, из-за того, что я слишком хорошо знал себе подобных. Симпатичны мне старые и малые, свободные от зависти. Дети до пяти лет еще не знают принципов карьерного роста, а старики уже успокоились; только некоторые, не утолив тайной жажды власти, пылают под старость злобой. Эти заметно дурнеют внешне и легко узнаваемы.
Я смотрел на старика и почему-то представлял, что он в блокаду мальчишкой работал от зари до зари в токарном цехе за250 граммовхлеба, чтобы прокормить своих умирающих от голода родных. А теперь он, как и в военные, голодные годы, вынужден выращивать и продавать зелень, чтобы заработать на хлеб, мирный хлеб, более соленый от горечи слез, чем в годы войны…
Дочь жила рядом с речным вокзалом. Я позвонил ей. Она сухо ответила:
- Что ж, приходи.
В интонации – вся сила! Словами можно говорить одно, и думать при этом о другом, но собеседник быстрее понимает то - другое, не сказанное. Дочь понимает, что я приду только посмотреть на внука, даже разговором могу не обременять. Да и о чем говорить, когда нет общих интересов. Жена представила дела так, будто я предатель какой-то, уехавший от проблем семьи в сказочно богатую страну и не взявший с собой деток. Она тонко сыграла на постоянном неудовлетворении молодежи в достигнутом, на желании иметь чего-то большего, на забывчивости юных непредвзято оценивать свои возможности и способности к труду. Порой нудному и не дающему тотчас же ощутимых результатов.