Теперь мы постоянно бывали с Хильдой дома, но разговаривали мало. Вездесущая статистика говорит, что это хорошо. Когда же муж и жена много говорят, то дело близится к разводу. Она приносила иногда мне работу – небольшие монографии для перевода на русский язык. Работать над ними не было ни здоровья, ни настроения. Более всего я думал, вспоминая. Вот этим, по совету психологов, не надо было бы увлекаться, это путь к неутоленной старости. Но я плевал на все добропорядочные советы и терзал свою больную память, как во время приседаний насиловал свою больную плоть, постанывая от боли. Ночные переживания отвлекали от физических страданий.
За окном шумит на ветру платан…
…За окном моей квартиры в Ленинграде шумел тополь. Квартира – двухкомнатная угловая «хрущевка», боковое окно выходило во двор, по которому надо пройти метров сто, чтобы попасть на улицу. Из этого окна махала мне рукой жена с дочерью на руках, провожая меня в дальнюю и не очень дальнюю дорогу. В это окно присматривал я за маленькой дочуркой, играющей в палисаднике. И были мы с женой молоды и красивы, а жизнь, несмотря на малую благоустроенность и тесноту квартиры, казалась прекрасной и вечной, обещающей успех и множество незабываемых событий.
Это окно распахивали мы настежь майским днем, когда лопались тополиные почки, и сладковато-горький запах их врывался в комнату, заполняя собой малейший закоулок. Клейкие чешуйки почек прилипали к ботинкам, пачкали пол, и приходилось счищать их ножичком. Пальцы пропитывались запахом тополя, а сердце предвкушало весну. Не так ли пахнут все воспоминания? В них горечь от безвозвратности времени и сладость идеализации молодости. В осеннюю непогоду, сбрасывая последние листья, ветки тополя стучали в окно, безнадежно просясь в комнатное тепло и уют, как в весну. От фонаря, висевшего у трансформаторной будки, через окно в сонную темноту спальни проникали дрожащие пучки света, задумчиво бродившие по потолку. Не уснувшая дочь кричала возбужденно:
- Папа, папа, посмотри как интересно!