Я не стал доучиваться в этой школе, мне почему-то больно было ходить туда и вздрагивать каждый раз, если я проходил мимо директорского кабинета.
Я ушел в другую школу. И здесь я встретил свою судьбу – Милку Харузину, красавицу и зазнайку, сидевшую на первой парте и часто встречавшуюся со мной взглядом, когда она победно поворачивалась после удачных ответов. Я же почти постоянно смотрел на нее. Она, наверняка, чувствовала мои взгляды и, наклонив голову, оборачивалась, пытаясь отгадать: кто ее тревожит? Я невинно уводил взгляд на классную доску. Она впервые обратила на меня внимание на уроках физкультуры, где я отличался от многих ранними успехами. Потом начались серьезные занятия в горнолыжной школе в Кавголово под Ленинградом. Но все одно - я был увалень по сравнению с ней и ни на что не претендовал, как только осыпать ее снежной пылью, внезапно тормозя рядом. Зря, наверное, я это делал…
И поступать в ЛГУ мне было легко с серебряной медалью даже на переводческий факультет, предмет вожделений многий. Как-то, в студенческие годы, она выпорхнула из толпы праздничного зала и сама подошла ко мне как к старому знакомому. И все закрутилось…
Чтобы ночью перевернуться с бока на бок, я, накаченный снотворными инъекциями, трудно пробуждался от зыбкого сна, наполненного кошмарами, и долго, восстанавливая связь времен, глядел мутными глазами в потолок, на котором не было ни единого проблеска от световых потоков проезжающих машин, я любил наблюдать за ними. Но их не было. Не было. Одиночество! Я так рано познал одиночество через быт не любящих друг друга родителей. Мне до сих пор удивительно, что сблизило полукровку мать, живущую в воздушных замках сладострастия, и прагматика отца из глухой деревни.
Слабость одолевала мною, плотно укутывала, как заботливая мать младенца. Жизнь становилась в тягость: не за что биться и не для кого выздоравливать. Я стал неинтересен себе. Тяжелая и неизлечимая болезнь с бессонными ночами быстро примиряет с неизбежностью смерти. Так понятны старики с просьбами к Богу, чтобы тот поскорее прибрал их к себе.
- Ну вот, батарейка «русского подарка» разрядилась и заканчивает свой срок, - мучительно шептал я Хильде.