Как в давно прошедшем сне, медленно падали крупные мохнатые снежинки, под которые я нес с двоюродным братом крышку гроба последней умершей тетки, осторожно ступая мимо разбросанных еловых веток. И единой мыслью была просьба к себе: не наступи, не затопчи эти невинные зеленые символы вечной памяти на белом снегу.
А потом молнией, раскалывавшей грозовое небо, влетела в сознание единственная мысль: не хочу умирать в далеком чужом Цюрихе под торопливое шарканье ног немецкой жены. Не смогу я гореть в жаркой топке немецкого крематория, жирным дымом улетая в равнодушное небо Цюриха. Лучше здесь, в родном и любимом месте - глухой деревне Нижегородской области, чтобы какой-то полупьяный мужик, посмотрев на могильную плиту, икнув, мог сказать: «Господи, спаси его душу грешную!»
Вечером, после поминок, время от времени поглядывая на стены, увешанные моими детскими поделками, выпиленные лобзиком, я с Минькой и его женой, Татьяной вели неспешную беседу.
- За неделю до смерти тетя Настя позвала меня к себе. Она тогда почти не вставала: рак источил ее силы. Чувствовалось, что ей было очень больно, но она не показывала этого, боясь затруднить нас в самом малом. Удивительной силы был человек, - сказал Минька и остановился, чтобы глубоко вздохнуть. – Мы все помогали ей, чем могли: Танька, – он мотнул головой в сторону жены - варила жидкую кашу, другого есть было нельзя: рак пищевода. - Минька опять вздохнул.
Меня тронуло невинное на первый взгляд уточнение: каша жидкая. Именно такая! И о ней знал мужик, по горло занятый добычей хлеба насущного.
- Так вот и просит она меня, чтоб я не обижался, а потом говорит, что оставила завещание на этот вот дом, - он обвел глазами горницу и помолчал. - Кому бы вы думали? Тебе, Марк! Тебе – богачу и иностранному подданному!
- Пока еще нет, - пробормотал я, совсем ошарашенный таким оборотом разговора.
- Но, – Минька, не обращая внимания на мою реплику, сделал паузу и хитро прищурился, - при одном условии. – Он опять помолчал, а я подумал: «Вот актер-то». Мне стало очень неудобно, что я приношу двоюродному брату материальные потери и лишения: ведь они-то действительно считают меня богачом.